Вообще-то работа относится к сборнику про Денхольда и Лисс, к тому эе продолжает линию ГФ-Амелл вот отсюда (там еще и ж!Броска/Лелиана и ж! Лавеллан/ЖБ есть). Здесь же всё можно найти по по тегам.
Название: Почему нас считают больше, чем подругами
Пейринг/Персонажи: Изабела и Лисс
Категория: джен
Жанр: дружба, нецензурная лексика, повседневность
Рейтинг:PG-13
Размер: мини
Примечание: Эту часть я хочу посвятить Изабеле, так как ее дружба с Лисс очень важна для становления характера последней, именно их отношения определили переосмысление некоторых ее ценностей и в некоторой мере научили быть собой. Также я считаю, что Иза именно та, в ком нуждаются такие интровертные дамы как Лисс. Так что «о чём на самом деле говорят женщины» без всяких мифов о «непрочной» женской дружбе.
Прочитать
Таверне привычны стоны и вздохи по углам и комнатам.
Тук-тук!
В дверь нетерпеливо колотятся.
Тук-тук!
— Кто просила прийти с бутылкой? — приготовившаяся стучать долго и уйти ни с чем Лисс пару раз моргает, осознавая, что вообще-то дверь не заперта.
— Я! Заходи, заходи, я уже все, — Иза возится с упавшей на тумбочку-ящик туникой, улыбаясь уже ей, а не сверкающему белым на фоне загорелой спины задом незнакомцу.
Пока Лисс пытается вспомнить, видела ли она этого оборачивающегося на нее с ошарашенным лицом парнишку, от рук Изабелы исходит звяканье браслетов потому что она ими нетерпеливо машет: иди сюда, ну его, садись.
— Эммм. Я вообще-то против твоих любовниц, мы не дого… — очередные глупости не оставили Лисс ничего иного, как закатить глаза, пробормотав что-то про думающих далеко не мозгами мужиков.
Даже после того как выбегающий трусцой в коридор плотник (уж не запах дерева вперемешку с несущим возбуждением пòтом Белла приметила?) прикрываясь штанами, захлопывает изъеденную хлипкую дверь номера, Лисс нужно время, чтобы привыкнуть и успокоиться.
Изабелла хохочет, уже в тунике заваливаясь обратно, заставляя скрипнуть пылившуюся весь день кушетку.
— Непривычный, — хмыкнув, изрекает Лисс, — Ты ведь это хотела мне сказать?
— Непросоленный, — бормочет пиратка, но увидев, как непонимающе хмурится Лисс, говорит четко и громко, — Не плавал на море, вот и не соленый.
— А, все, поняла, — стукает, разобрав, себя пальцем по лбу она, — Это местное выражение?
— Морское, — отодвигается на кушетке разомлевшая женщина, — Где не плавала, всюду оно.
— А говоришь на местный манер, — Лисс привычно задирает юбки, поджав под себя ногу и возясь с застежками на сапоге.
— Я скоро на местный манер пить начну, Синичка, — Иза все-таки жалуется на скуку.
— Синица-синица… Может, ты мне объяснишь, почему Варрик не привязал это к цвету моих кончиков волос?
— Ну ты же видела, как пташки трупы клюют. Синицы, как Варрик мне сказал, могут заклевать кого угодно, если их падаль или сородичей обидят. Хоть и вроде глупо щебечут на вид.
— Я не орлесианка, чтобы мне такое придумывать. Но приятно, что не только за мои кости назвал.
— А чем тебе твои кости плохи?
— Мать и бабка твердили, что мужик на тощих не смотрит. От этой глупости мучилась. И воо…
От неожиданности она неловко машет руками — Иза заваливает ее на себя и щекочет:
— А что говорила я? Что я тебе говорила поучительного?
— Что. хихихи хватит, Иза, хихихи…
— Говори, я мастерица пыток, — ехидно шепчет разбойница ей на ухо.
— Эхихи, мужики… ау, хихи. смотрят на…
— На кого же?
— Пусти, скажу, ахахаа…
Иза внезапно отнимает руки.
Рассвирепевшаяся Лисс, отдышавшись, хватает открытую бутылку, отпив немного, рявкает:
— Да на кого угодно лишь бы к месту дала!
— Вот и я о чем, — Иза приподымается и берет вино у нее из ладони, отпивая небрежными глотками.
— Я и без щекотки так скажу, уймись! И вообще, — Лисс укладывается сверху, точно нашедшая мягкую лежанку кошка, — ты мне задолжала за щекотку и сегодня я сплю на мягкой разбойнице.
— Принято! А на любовнике тоже собираешься так спать?
Это явная слабость, но отступница все-таки отвечает на явную поддевку:
— Зависит от того, не захочет ли мужик обратного. Ты же помнишь, какая я тощая? Под стражника не ляжешь.
— Дать стражнику по заднице! — тут же предлагает пиратка, не отдавая вина.
Лисс философски хмыкает:
— Для начала его надо раздеть. Не наоборот же.
— А что не так с «наоборот»? Криворуких при себе не держи! — Иза отхлебывает снова.
— Ну это будет почти также, как с Мерриль. Я уверена, Хоук ей засосы на заднице ставит. А днем сажает на коленки, чтобы ей было удобно.
Изабела вкладывает в протянутую руку бутылку. Лисс отпивает. Донышко стучит о грязные доски.
— Я это к тому, что она наверняка не может сидеть и мне за нее обидно. Денхольду она ничем не обязана как и не должна терпеть шлепки я. Пускай лечит ее, а не упивается результатом.
Иза не остается в долгу, приподымаясь вместе с Лисс на животе:
— А краснеет как в первый раз когда спросишь как у нее с ним.
— Главное, чтобы ей было хорошо и комфортно, а все эти «стыдно» пускай катятся к Архидемонам, — магесса отвечает убеждённей, чем Андерс о магах, привставая вместе с дуэлянткой.
— Практично, дорогуша, что тут скажешь, — свободная рука покоится у отступницы на плече, — Хм, а ты, я погляжу, совсем уже взрослая девочка… — откидывается на подушку Изабела.
— Знаешь, я такое редко говорю, — опираясь локтем на кушетку, подпирает ладонью подбородок Лисс, — но я с тобой соглашусь. Я на самом деле, — голос у нее звучит настойчиво и тонко, — бываю очень упрямая и циничная. Допустим, что девочка…
Изабелу забавляет её фырканье и холодный взгляд. Знает про дерьмо по жизни и ничего, не расклеилась. И впрямь упрямая и гордая пташка.
— А как на самом-то деле? Девочка или нет? — Лисс лишь отводит взгляд, — Да брось ты, я ведь ничего плохого не скажу.
Лисс молчит. Там, где она выросла, женщину было принято осуждать. Её мир осуждал женщин за то, что они до сих пор не замужем, и за то что не имеют детей, за то что незамужняя женщина имеет любовника и одновременно — если не считает нужным их вообще иметь, если любит женщин и за то, что равнодушна ко всем. Изабеле не объяснишь, что почему-то одновременно наличие множества любовников считалось плюсом лишь для мужчин, а у женщин тягчайше возбранялось. При этом подобные требования порой звучали из уст одних и тех же людей. Она так росла, ее учили стыдиться любых отклонений от курса «выйди замуж-роди детей». Как рассказать ей, что попав сюда она радовалась, что ей не придётся быть замужней, что тут, не как в ее мире, никто не спрашивает «когда внуки», не твердит про «женское предназначение»? Как такое объяснить, если для всех ты — отступница-ферелденка? Опять ворох тех же мыслей в голове. Даже лень от него отмахиваться.
— Ну… — и тут Лисс поджимает губы от догадки, — Изабела… А скажи мне, какая разница? Серьезно, а в чем разница кто, сколько раз и при каких обстоятельствах был или не был у меня в постели? Разве я от этого лучше или хуже? — ей кажется, что глупо рассчитывать на ответ.
Нет, так не бывает. Этот мир такой же. Ничего не меняется. Просто не всем это важно.
— Охохооох, — трясутся от смеха плечи Изабелы, — Хочешь один страшный секрет? Да ничем! Это как ммм, ну знаешь, напиться и развлекаться или нет. Последствия тоже бывают, некоторые любовники — как плохое пойло, но все мы трезвеем и пьем сколько хотим. Так и секс. Хочешь — вперед, лишь бы ты и твой, — на ее лице появляется короткая ухмылка, — «бармен» взяли да были не против налить еще! Разве что платить не надо. Если ты не в «Розе», конечно, ахахааа!
Лисс облегченно опускается рядом. Она всегда знала это. И боялась. Вечно клеймила себя и других женщин шлюхами вплоть до любого «неприличного» куска ткани, улыбки, жеста… Не хотела быть заклеймённой и швырялась этим ярлыком в надежде прослыть «правильной». Не давала себе думать о собственных желаниях. Слишком долго думала о мнении окружающих. Как же долго она говорила «нет» себе самой…
— Тогда я надеюсь, что тот парнишка, что ретировался при мне, наливал тебе хорошей выпивки и помногу, — бубнит она Изе куда-то под ребра и пытаясь не быть случайно раздавленной бюстом.
Изабела лишь довольно смеется в ответ.
Одна шутливая фраза, другая… Они все болтают и болтают — Лисс слушает про слишком дорогих моряков для найма на корабли, про то, что доносящих слухи знати быстро рассекретили, когда те не пили вместе с остальными рабочими в порту, про многих стонавших благодаря Изабеле женщин и девушек среди этой самой знати. Изабела жмурит глаза, заслушиваясь про самые породы дерева для масок у орлесианцев, про зачитанные Лисс до дыр тевинтерские трактаты о безуспешных попытках магистров приумножить золото из неблагородных металлов с помощью сделок с демонами, шарлатанов и магии, про диких пум и почему те опасны и изящны как и всякая домашняя кошка…
— Ты тоже как дикая кошка, слышишь? — говорит ей магесса в конце.
Уже начинающая засыпать Изабела поворачивается так, будто хочет выдавить ее своим телом с кушетки.
Лисс недовольно кряхтит, пытаясь удержаться.
— Синичка, не волнуйся ты так! Ложись на живот и спи.
— Ты делаешь успехи! — усмехается Лисс, — Уже вместо подушки живот, а не грудь!
— Да? Так мое предложение в силе?
— О нет, — тыкается она своим белеющим в скудном отсвете ламп в коридоре запястьем в смуглый нос, — лучше понюхай.
Изабела рвано втягивает носом воздух:
— Что?
— Утащила с тех развалин очень даже хорошие духи. Даже флакон жалко продать.
— Он что, весь в золоте?
— Сильверит и латунь в форме фиалок в корзинке. Даже плешивый скупщик серебром заплатит. Стащищь — узна… Ой! Хватит!
Изабела опять срывается на пьяный, слегка хрипловатый смех, щекочущий ребра магессе.
— Это наша рыжая дылда тебя надоумила? Нет, духи замечательные, но жадничать флакон…
— Эй! Хватит уже вам ругаться!
— Брось, сколько бы мы не плевались, нам же первым друг друга за задницы из передряг и вытаскивать!
— А как же то что ты сидела в камере?
— Она меня одну посадила и при свече разрешила записки Варрику строчить. Хоук Бодана с едой присылал. За те дни я еще и сделку с парнишей в камере рядом заключить успела!
— Титул Неунывающей тебе от Наместника!
— Или сенешаля за упругий зад!
— Тьфу, он противный! Выебистый слишком. В «Розе» вышибала и тот сговорчивей.
— Тогда найду получше. Скажу, что по совету одной разборчивой монны выбирала, он и на такую лесть западать начнё… Эй! Ладно, спи.
Лисс и впрямь спит, свесив поджатые ноги с кушетки.
И ей уже видно такое прошлое, от котором ей ни рассказать, ни отвыкнуть.
Её дом.
Предчувствие ритуала.
Внезапно рвущиеся границы миров.
И тот, кому Героиня Ферелдена тогда (да и сейчас) писала письма.
Здесь же они встречаются впервые.
На стеклянной поверхности шкафа проступает кричащее лицо с прорезающими кожу трещинами. Дух силится пробиться сквозь преграду, одерживаемый им шагает свозь нее, шокировано оглядываясь, смотрит то на еще-не-Лисс, то на ее шокировано шепчущих молитвы родителей, а тут в проеме появится Денхольд и потянет его за руки, готовясь объяснить, почему в этом мире магов не могут одержать демоны.
Ей кажется, что вот-вот она резко, чуть ли не рявкнув, заявит непонимающе глядящему Андерсу еще на родном языке: «А сейчас и ты под раздачу попадешь, а то еще один ко мне опять явился!» и вот-вот поставит ему точно такой же фингал как и при попытке рассчитаться «за содеянные глупости». Рука внезапно ударяется вначале в пустоту, а потом ее обжигает как от удара кинжалом — почему там стоит с ножом Себастьян?.. Он же появился позже… Руки болят, пальцы отсечены и ничего не чувствуют…
Лисс неспешно моргает. Ей все так же чудится что она не рядом с бурчащей что-то грубое во сне Изабеллой, а там, где из зеркала показалась доселе невиданная вживую Тень.
Но она выбралась обратно, не дотащенная в Тень из сна. Просто уже наступило утро.
Название: Почему нас считают больше, чем подругами
Пейринг/Персонажи: Изабела и Лисс
Категория: джен
Жанр: дружба, нецензурная лексика, повседневность
Рейтинг:PG-13
Размер: мини
Примечание: Эту часть я хочу посвятить Изабеле, так как ее дружба с Лисс очень важна для становления характера последней, именно их отношения определили переосмысление некоторых ее ценностей и в некоторой мере научили быть собой. Также я считаю, что Иза именно та, в ком нуждаются такие интровертные дамы как Лисс. Так что «о чём на самом деле говорят женщины» без всяких мифов о «непрочной» женской дружбе.
Прочитать
Таверне привычны стоны и вздохи по углам и комнатам.
Тук-тук!
В дверь нетерпеливо колотятся.
Тук-тук!
— Кто просила прийти с бутылкой? — приготовившаяся стучать долго и уйти ни с чем Лисс пару раз моргает, осознавая, что вообще-то дверь не заперта.
— Я! Заходи, заходи, я уже все, — Иза возится с упавшей на тумбочку-ящик туникой, улыбаясь уже ей, а не сверкающему белым на фоне загорелой спины задом незнакомцу.
Пока Лисс пытается вспомнить, видела ли она этого оборачивающегося на нее с ошарашенным лицом парнишку, от рук Изабелы исходит звяканье браслетов потому что она ими нетерпеливо машет: иди сюда, ну его, садись.
— Эммм. Я вообще-то против твоих любовниц, мы не дого… — очередные глупости не оставили Лисс ничего иного, как закатить глаза, пробормотав что-то про думающих далеко не мозгами мужиков.
Даже после того как выбегающий трусцой в коридор плотник (уж не запах дерева вперемешку с несущим возбуждением пòтом Белла приметила?) прикрываясь штанами, захлопывает изъеденную хлипкую дверь номера, Лисс нужно время, чтобы привыкнуть и успокоиться.
Изабелла хохочет, уже в тунике заваливаясь обратно, заставляя скрипнуть пылившуюся весь день кушетку.
— Непривычный, — хмыкнув, изрекает Лисс, — Ты ведь это хотела мне сказать?
— Непросоленный, — бормочет пиратка, но увидев, как непонимающе хмурится Лисс, говорит четко и громко, — Не плавал на море, вот и не соленый.
— А, все, поняла, — стукает, разобрав, себя пальцем по лбу она, — Это местное выражение?
— Морское, — отодвигается на кушетке разомлевшая женщина, — Где не плавала, всюду оно.
— А говоришь на местный манер, — Лисс привычно задирает юбки, поджав под себя ногу и возясь с застежками на сапоге.
— Я скоро на местный манер пить начну, Синичка, — Иза все-таки жалуется на скуку.
— Синица-синица… Может, ты мне объяснишь, почему Варрик не привязал это к цвету моих кончиков волос?
— Ну ты же видела, как пташки трупы клюют. Синицы, как Варрик мне сказал, могут заклевать кого угодно, если их падаль или сородичей обидят. Хоть и вроде глупо щебечут на вид.
— Я не орлесианка, чтобы мне такое придумывать. Но приятно, что не только за мои кости назвал.
— А чем тебе твои кости плохи?
— Мать и бабка твердили, что мужик на тощих не смотрит. От этой глупости мучилась. И воо…
От неожиданности она неловко машет руками — Иза заваливает ее на себя и щекочет:
— А что говорила я? Что я тебе говорила поучительного?
— Что. хихихи хватит, Иза, хихихи…
— Говори, я мастерица пыток, — ехидно шепчет разбойница ей на ухо.
— Эхихи, мужики… ау, хихи. смотрят на…
— На кого же?
— Пусти, скажу, ахахаа…
Иза внезапно отнимает руки.
Рассвирепевшаяся Лисс, отдышавшись, хватает открытую бутылку, отпив немного, рявкает:
— Да на кого угодно лишь бы к месту дала!
— Вот и я о чем, — Иза приподымается и берет вино у нее из ладони, отпивая небрежными глотками.
— Я и без щекотки так скажу, уймись! И вообще, — Лисс укладывается сверху, точно нашедшая мягкую лежанку кошка, — ты мне задолжала за щекотку и сегодня я сплю на мягкой разбойнице.
— Принято! А на любовнике тоже собираешься так спать?
Это явная слабость, но отступница все-таки отвечает на явную поддевку:
— Зависит от того, не захочет ли мужик обратного. Ты же помнишь, какая я тощая? Под стражника не ляжешь.
— Дать стражнику по заднице! — тут же предлагает пиратка, не отдавая вина.
Лисс философски хмыкает:
— Для начала его надо раздеть. Не наоборот же.
— А что не так с «наоборот»? Криворуких при себе не держи! — Иза отхлебывает снова.
— Ну это будет почти также, как с Мерриль. Я уверена, Хоук ей засосы на заднице ставит. А днем сажает на коленки, чтобы ей было удобно.
Изабела вкладывает в протянутую руку бутылку. Лисс отпивает. Донышко стучит о грязные доски.
— Я это к тому, что она наверняка не может сидеть и мне за нее обидно. Денхольду она ничем не обязана как и не должна терпеть шлепки я. Пускай лечит ее, а не упивается результатом.
Иза не остается в долгу, приподымаясь вместе с Лисс на животе:
— А краснеет как в первый раз когда спросишь как у нее с ним.
— Главное, чтобы ей было хорошо и комфортно, а все эти «стыдно» пускай катятся к Архидемонам, — магесса отвечает убеждённей, чем Андерс о магах, привставая вместе с дуэлянткой.
— Практично, дорогуша, что тут скажешь, — свободная рука покоится у отступницы на плече, — Хм, а ты, я погляжу, совсем уже взрослая девочка… — откидывается на подушку Изабела.
— Знаешь, я такое редко говорю, — опираясь локтем на кушетку, подпирает ладонью подбородок Лисс, — но я с тобой соглашусь. Я на самом деле, — голос у нее звучит настойчиво и тонко, — бываю очень упрямая и циничная. Допустим, что девочка…
Изабелу забавляет её фырканье и холодный взгляд. Знает про дерьмо по жизни и ничего, не расклеилась. И впрямь упрямая и гордая пташка.
— А как на самом-то деле? Девочка или нет? — Лисс лишь отводит взгляд, — Да брось ты, я ведь ничего плохого не скажу.
Лисс молчит. Там, где она выросла, женщину было принято осуждать. Её мир осуждал женщин за то, что они до сих пор не замужем, и за то что не имеют детей, за то что незамужняя женщина имеет любовника и одновременно — если не считает нужным их вообще иметь, если любит женщин и за то, что равнодушна ко всем. Изабеле не объяснишь, что почему-то одновременно наличие множества любовников считалось плюсом лишь для мужчин, а у женщин тягчайше возбранялось. При этом подобные требования порой звучали из уст одних и тех же людей. Она так росла, ее учили стыдиться любых отклонений от курса «выйди замуж-роди детей». Как рассказать ей, что попав сюда она радовалась, что ей не придётся быть замужней, что тут, не как в ее мире, никто не спрашивает «когда внуки», не твердит про «женское предназначение»? Как такое объяснить, если для всех ты — отступница-ферелденка? Опять ворох тех же мыслей в голове. Даже лень от него отмахиваться.
— Ну… — и тут Лисс поджимает губы от догадки, — Изабела… А скажи мне, какая разница? Серьезно, а в чем разница кто, сколько раз и при каких обстоятельствах был или не был у меня в постели? Разве я от этого лучше или хуже? — ей кажется, что глупо рассчитывать на ответ.
Нет, так не бывает. Этот мир такой же. Ничего не меняется. Просто не всем это важно.
— Охохооох, — трясутся от смеха плечи Изабелы, — Хочешь один страшный секрет? Да ничем! Это как ммм, ну знаешь, напиться и развлекаться или нет. Последствия тоже бывают, некоторые любовники — как плохое пойло, но все мы трезвеем и пьем сколько хотим. Так и секс. Хочешь — вперед, лишь бы ты и твой, — на ее лице появляется короткая ухмылка, — «бармен» взяли да были не против налить еще! Разве что платить не надо. Если ты не в «Розе», конечно, ахахааа!
Лисс облегченно опускается рядом. Она всегда знала это. И боялась. Вечно клеймила себя и других женщин шлюхами вплоть до любого «неприличного» куска ткани, улыбки, жеста… Не хотела быть заклеймённой и швырялась этим ярлыком в надежде прослыть «правильной». Не давала себе думать о собственных желаниях. Слишком долго думала о мнении окружающих. Как же долго она говорила «нет» себе самой…
— Тогда я надеюсь, что тот парнишка, что ретировался при мне, наливал тебе хорошей выпивки и помногу, — бубнит она Изе куда-то под ребра и пытаясь не быть случайно раздавленной бюстом.
Изабела лишь довольно смеется в ответ.
Одна шутливая фраза, другая… Они все болтают и болтают — Лисс слушает про слишком дорогих моряков для найма на корабли, про то, что доносящих слухи знати быстро рассекретили, когда те не пили вместе с остальными рабочими в порту, про многих стонавших благодаря Изабеле женщин и девушек среди этой самой знати. Изабела жмурит глаза, заслушиваясь про самые породы дерева для масок у орлесианцев, про зачитанные Лисс до дыр тевинтерские трактаты о безуспешных попытках магистров приумножить золото из неблагородных металлов с помощью сделок с демонами, шарлатанов и магии, про диких пум и почему те опасны и изящны как и всякая домашняя кошка…
— Ты тоже как дикая кошка, слышишь? — говорит ей магесса в конце.
Уже начинающая засыпать Изабела поворачивается так, будто хочет выдавить ее своим телом с кушетки.
Лисс недовольно кряхтит, пытаясь удержаться.
— Синичка, не волнуйся ты так! Ложись на живот и спи.
— Ты делаешь успехи! — усмехается Лисс, — Уже вместо подушки живот, а не грудь!
— Да? Так мое предложение в силе?
— О нет, — тыкается она своим белеющим в скудном отсвете ламп в коридоре запястьем в смуглый нос, — лучше понюхай.
Изабела рвано втягивает носом воздух:
— Что?
— Утащила с тех развалин очень даже хорошие духи. Даже флакон жалко продать.
— Он что, весь в золоте?
— Сильверит и латунь в форме фиалок в корзинке. Даже плешивый скупщик серебром заплатит. Стащищь — узна… Ой! Хватит!
Изабела опять срывается на пьяный, слегка хрипловатый смех, щекочущий ребра магессе.
— Это наша рыжая дылда тебя надоумила? Нет, духи замечательные, но жадничать флакон…
— Эй! Хватит уже вам ругаться!
— Брось, сколько бы мы не плевались, нам же первым друг друга за задницы из передряг и вытаскивать!
— А как же то что ты сидела в камере?
— Она меня одну посадила и при свече разрешила записки Варрику строчить. Хоук Бодана с едой присылал. За те дни я еще и сделку с парнишей в камере рядом заключить успела!
— Титул Неунывающей тебе от Наместника!
— Или сенешаля за упругий зад!
— Тьфу, он противный! Выебистый слишком. В «Розе» вышибала и тот сговорчивей.
— Тогда найду получше. Скажу, что по совету одной разборчивой монны выбирала, он и на такую лесть западать начнё… Эй! Ладно, спи.
Лисс и впрямь спит, свесив поджатые ноги с кушетки.
И ей уже видно такое прошлое, от котором ей ни рассказать, ни отвыкнуть.
Её дом.
Предчувствие ритуала.
Внезапно рвущиеся границы миров.
И тот, кому Героиня Ферелдена тогда (да и сейчас) писала письма.
Здесь же они встречаются впервые.
На стеклянной поверхности шкафа проступает кричащее лицо с прорезающими кожу трещинами. Дух силится пробиться сквозь преграду, одерживаемый им шагает свозь нее, шокировано оглядываясь, смотрит то на еще-не-Лисс, то на ее шокировано шепчущих молитвы родителей, а тут в проеме появится Денхольд и потянет его за руки, готовясь объяснить, почему в этом мире магов не могут одержать демоны.
Ей кажется, что вот-вот она резко, чуть ли не рявкнув, заявит непонимающе глядящему Андерсу еще на родном языке: «А сейчас и ты под раздачу попадешь, а то еще один ко мне опять явился!» и вот-вот поставит ему точно такой же фингал как и при попытке рассчитаться «за содеянные глупости». Рука внезапно ударяется вначале в пустоту, а потом ее обжигает как от удара кинжалом — почему там стоит с ножом Себастьян?.. Он же появился позже… Руки болят, пальцы отсечены и ничего не чувствуют…
Лисс неспешно моргает. Ей все так же чудится что она не рядом с бурчащей что-то грубое во сне Изабеллой, а там, где из зеркала показалась доселе невиданная вживую Тень.
Но она выбралась обратно, не дотащенная в Тень из сна. Просто уже наступило утро.
@темы: фанфик, Изабела, джен, Лисс, Dragon_age, Барс_он_желтоглазый, лаэтанские_записки, дружба