А я же говорила!

А ведь я еще вон тут аж год назад крикала! Но поскольку в моем окружении не нашлось жаждущих это нарисовать и запилить видюху рук, то пришлось тащить с тумбы




Спасибо видерке!

@темы: видео, video, Assassins_Creed, что_упало_на_дайри_с_тумбы, многострадальные_Фраи, из_Минратоуса с любовью

---

Ни дня без...

Иви Фрай! Кэп

Итак, я вписалась во флэшмоб от  Марго Ивановна и мне давно пора запилить псто со списком знакомых фандомов для удобства, чтобы не бегали и зря не гадали
Суть флешмоба: отметиться в комментах и затем 14 дней постить в своем дневнике в записи под заголовком «ни дня без» фото/кадры/арты с этим персонажем. Я и видео кинуть могу, если надо

Поехали!

День первый: хвастовство

Мне нарисовали Иви! Вот эта талантливая художница

Мимика Иви — прям зачёт, так что я убеждена, что ей впору рисовать гномок ибо крупноносые лица у неё, имхо, на ура.

День второй: с батиными часами

День третий: когда палишь свои специфические хэдканоны и пейринги

День четвёртый: зрелая Иви

Меня торкает и торкал её алый пиджак. Доторкал настолько, что написала фик

День пятый: зрелая Иви опять

День шестой: не хочу слиться

Да, меня торкает с её улыбки

День седьмой: у Иви есть самый преданный фанат в бойцовском клубе

День восьмой: кто знают, те поймут

День девятый: коллаж

День десятый

День одиннадцатый

День двенадцатый: снова Иви постарше

День тринадцатый: просто скрин

День четырнадцатый: и что же напоследок?

Да.Она. Та самая ухмылка, что свела с ума многих на тумбе и это было горячо

@темы: флэшмоб, Assassins_Creed, Из_Минратоуса_с_любовью, Иви_Фрай, Ни_дня_без...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Попытка поделиться прекрасным

Знаете, вот есть те, кто не просто делают каверы на песни, а снимают это так атмосферно, будто вы не то попали в таверну в Вал-Руайо, не то на какой-нибудь Денеримской ярмарке в честь Сатинальи.
Вот так и делают The Menagerie
Несколько инструментов, своё звучание и расслабляющие кадры — что ещё нужно для воскресного отдыха? В общем, тащите себе, если не видели.



И вот ещё немного прекрасного с того же канала:

@темы: видео, Dragon_age, Из_Минратоуса_с_любовью

---

В кои-то веки джен

«Не надо выковыривать глаз Джейкобу, это уже слишком!» — заявила я.

Но те единицы, кто про это писали, решили иначе.

Поэтому я и написала про своё видение его полученных увечий.

Кроме того, видно, что раз Джек ждал Иви в темнице, то явно к этому готовился. Мне и Даша тоже говорила, что Джек его специально брил, и чтобы Иви брата узнала, и чтобы Джейкоба помучить. Причем брил регулярно, мол, как это Иви придёт и не узнает. Я пошла дальше и решила, мол, он перед самым его приходом, судя по кепке, достал старую одежду Джейкоба и напялил на него перед приходом Иви, опять же, «чтоб узнала».



И параллельно выяснилось, что я и знать не знаю, что использовали викторианские мужики вместо пены для бритья. Но зато да, есть такая вещь как королевское бритьё, когда в ход идут и опасная бритва, и полотенца, и вообще, это вещь жутко пафосная и Суинни Тодд завистливо курит в сторонке.



Но так да, получилось не всё, а только часть хэдканонов про пытки Джека.



Название: Королевское бритьё

Пейринг/Персонажи: Джек и Джейкоб, упоминается Иви

Категория: джен

Жанр: пропущенная сцена, агнст

Рейтинг: PG-13

Размер: мини

Предупреждение: Насилие

Примечание: Считайте, что сегодня у меня 3 «Д». Джен, Джейкоб, Джек. А также старый и вполне напрашивающийся на существование хэдканон на фоне моего представления о ранах Джейкоба и боевых приёмах Джека.

А в итоге получилось...

«Не надо выковыривать глаз Джейкобу, это уже слишком!» — сказала я.
Также я: у Джейкоба сломаны рёбра, прихрамывает нога, ноет ушибленная рука и две черепно-мозговых травмы.

О да, я так милостиво сохранила ему плохо видящий глаз! Прямо сама доброта!

Узнать, откуда у Джейкоба такие травмы

Всё повторяется, думает Джейкоб и опять притворяется безучастным.



Колышется тускло виднеющееся пламя в фонаре, петли скрипят.



Всё повторяется, думает Джек и не торопится освещать камеру. Всего лишь захлопывает дверь и держа при себе ключи, протирает запылившееся за день стекло рукавом.



— Знаешь, я ведь не только похвастаться пришёл. Они давно запуганы и смешны. Но ты, Джейкоб…



Вдавливаемая ему в лицо решетка ручного фонаря обжигает. Пока что. Зато свет бьёт в глаза, слепит, выдаёт его бодрствование. Джейкоб мычит, норовит увернуться и от света, и от за малым не сломавшей зубы (точнее, едва не выдавившей их ему прямо в глотку) оковки, и от в вставших ему прямо на лодыжки сапог.



— Ты всё ещё не понял.



— Пойми и ты Джек, это ошибка, ошибка, тебе ведь это не нужно…



Наклоняясь чуть вперед и продолжая держать всем своим весом его ноги, Джек достает за пазухой что-то звенящее под холщовиной.



— Иви и впрямь в Лондоне. Как думаешь, как мне её развлечь перед встречей с горячо любимым братцем?



Холщовина оказывается грязным, больше похожим на принадлежавший мяснику, фартуком. Слишком маленькие карманы и торчащая из одного новёхонькая бритва заставляют Джейкоба то открывать, то закрывать рот. Если дело дошло до его до рвоты просящего еды тела, до рвоты после удара, до его боли, то чего ему ждать от рассматриваемой Джеком на свет бритвы?



Из кармана появляется на свет мыльная крошка, в оставленном ведре с водой наполняется миска и пока Джейкоб находится с ответом, спрятавший в карман скрывающую на улице лицо ткань, Джек продолжает:

— Зачем ей кто-то заросший и незнакомый? — в миске уже взбитая пена, — Твоя сестра должна тебя узнать. Вдруг она управится быстро? Или же наоборот, это будет очень долго… Он должна тебя распознать, не зря же ты здесь.



Джейкоб ошалело смотрит, как неожиданно новый помазок прохаживается по его лицу, пока Джек говорит.



— Чисто вы брею — Иви лучше распознает. Цирюльник был так напуган, что и не заметил, как я перерезал ему глотку второй бритвой, что выпала из кармана. Он слишком увлекся наблюдением, как я изрезал всех, кто в страхе разбегался прочь из проулка.



Рука, держащая Джейкоба за подбородок, давит до хруста в челюстях, пока вторая подчёркнуто осторожно, не оставляя царапин, выбривает вниз по щеке.



— Королевское бритьё, не правда ли, Джейкоб? — голос Джека срывается на злорадный смех, -Хотя что мне королева?! — Джек в разы тише усмехается, — Этому городу нужно лишь просто исчезнуть с лица земли, провалившись под неё от наведённого мной ужаса.



Щёки гладко выбриты, Джейкоб шокировано молчит, как вдруг все та же державшая рука дергает за волосы, приподнимая лицо вверх, обнажая горло. Джейкоб униженно сипит, пытаясь не выдать своё напряжение лишним словом. Иви управится быстро, это ненадолго, скоро ему надоест…



— Я ещё не закончил, Джейкоб.



Вторая рука с лезвием все также спускается вниз, сбривая до самого края челюсти. Волосы снова тянут назад, невесомо касаясь кожи выше кадыка.



В конце в лицо тычется старая и пахнущая кровью тряпка.



— Замри, Джейкоб, я должен вытереть всё насухо.



Теперь рука держит за лоб, вторая — спокойно промакивает выбритую кожу.



— Иви умрёт только после того, как не станет схожей со мной. Вдруг ей хватит духу порешить тебя после всех сюрпризов, что я ей приготовил, а?



Джейкоб решает, что эта фраза небрежно брошена лишь ради его реакции.



Ему не хочется думать, что бритва и пена на лице — это повод сказать ему самое обидное про Иви и его шансы на спасение. Нет, это не повторится, это ни за что не должно повториться.



***

В следующий раз Джейкоб пытается вырваться и отбежать, пока хватает сил (у него получилось поесть, он сможет протянуть время до рассвета!). На навыки нужно много сил, но в итоге он опрокинут на пол, а колено ноет от удара, что нанёс ему недавно душивший больше для полуотключки Джек.



— Джейкоб, пора побриться, — неизбежно изрекает он, оставляя до омерзения гладкую кожу на щеках, — Ты все равно встретишь Иви в узнаваемом виде.



После этого нога с трудом заживает, Джейкоб ещё помнит, что значит для него «вырваться», а каждое бритьё Джека — боль ещё и от верёвок по рукам и ногам.



Но Джейкоб уворачивается и тут, отклоняясь в стороны от внезапно режущего старые шрамы на лице лезвия. Пытаясь не стать ещё более уязвимым для прихотей Джека, он пытается выторговать хотя бы отсутствие шрамов:

— Джек, я же растил тебя, Джек, я же тебе как отец, зачем тебе мои шрамы, они ведь те же…



Ударом в живот его отбрасывает к стенке. Сиплые вдохи, вдохнуть, он ведь уже закончил, вдохнуть этот сырой и холодный воздух…



Джек молчит, методично вытирая его гладко выбритое лицо, проверяя на свет пропущенную щетину. Под тканью еле слышно старательное сопение. Джейкоб уговаривает себя дотерпеть.



Ответ приходит в разы внезапней, вместе болью от ломающего рёбра толчка:

— Они напомнят о тебе, что никто не заменит мне мою мать!



Слышится звяканье — это Джек снимает фартук, заворачивая в него всё что нужно для следующего бритья и пиная в сторону Джейкоба ведро с мыльной от пены водой.



Петли визгливо скрипят, дверь закрывается. Джек явно смотрел на него сквозь решетку. Шаги все затухают, отражаясь тусклым эхом от годы как отсыревшей кладки.



Джейкоб отползает к стенке, придерживая рукой треснувшие рёбра: лечь, дышать, только бы не так мучительно дышать, перевести дух, забыться…



Он ещё не знает, что всё продолжится.



Ему страшно, ведь он понятия не имеет, сколько это будет длиться.



Бритьё. Хвастливые подробности чьей-то чудовищной смерти. Обещания заманить Иви и полюбоваться на то, что она станет такой же как он либо умрёт. Снова рассказы о его убитых ученицах и предавшей банде, бритьё. Джейкоб лишь по этому определяет, как идут дни или ночи. Колено. Рёбра. Глаз. Он уже не хочет повторения, хватит, Джек, пожалуйста, хватит!..



Он и в этот раз заходит с новостями, приподнимая материю с лица.



— Сегодня без бритья, Джейкоб. И не надо отворачиваться, — палец отодвигает здоровое веко, — Ты же видишь, как я забочусь о вашей встрече.



Под специально отодвинутой тканью открывается крайне довольная улыбка.



— Надо тебя приодеть, — Джек любовно поглаживает разложенную на мешковине одежду, — специально отыскал. Ты ведь был в ней, когда убил мою мать, а ты побежал меня вытаскивать отсюда, помнишь, Джейкоб? Вот я помню. И сестричка твоя тоже помнит эти вещи.



Джейкоб знает, зачем всё это. Это уже для Иви, он хочет сделать уязвимей их обоих!



— Зачем? Джек скажи, зачем мы двое?



Джек одергивает придерживающую рёбра руку, стаскивая провонявшую мочой и мышами рубашку и грубо впихивая истощенного Джейкоба в приготовленную:

— Твоя Иви всегда знала, что победы не даются так просто. И я напомню вам обоим о последствиях. А потом Лондон перейдёт ко мне, чтобы я окончательно добил тех, кто породили его разложение.



Также резко Джек дергает за штаны и ботинки, спустя минуту аккуратно заправляя старые брюки в сапоги.



— Хватит… Тебе же нужен был я…



Вместо ответа Джек смотрит куда-то вверх, одобрительно хмыкая, точно прислушиваясь, и тут же довольно скрывая лицо под тканью:

— Вот и мисс Фрай на подходе. Слышишь? Как рвётся к тебе, прислушайся!



Джейкоб дышит не так часто, стараясь не давать повода для новых пыток или внезапных ударов, бросив все силы лишь на орлиное зрение: кто там, он здесь, его навык должен хоть раз не подвести!



Но в итоге крики становятся слышны и ему.



Когда Джейкоб слышит шум наверху, он инстинктивно уворачивается, мыча и кашляя.



Джек хватает его за ворот еще не застёгнутой рубашки:

— Уймись и жди, Джейкоб. У меня есть для тебя сюрприз. Ну же, открой глаза. Ну хоть один, — Джек посмеивается нашкодившим мальчишкой.



И всё-таки… Джейкоб надеется, что задаёт себе не в последний раз этот вопрос. Как, как тот скучавший по душевному теплу мальчик стал чудовищем?



Шум спускается все ниже, орлиное зрение подводит, опухший глаз нельзя отҡрыть. Еще одна попытка…

Джек натягивает на него пальто:

— Джейкоб, уймись. Тебе нужно подождать. Ты же и впрямь ждал свидания с семьёй?



Крики обрываются. Джейкоб пытается увидеть тот самый спасительный силуэт. Ну же Иви, еще три зала с этими умалишёнными, ну же…



Джек нахлобучивает ему на голову кепку:

— Узнаваемо. Сестрёнка так расчувствуется, верно? — рука в тёмной перчатке натягивает кепку на самый лоб, — Тот самый дорогой братец, каким она тебя помнит.



Джейкоб слышит, как над головой еле обрывается чей-то негромкий вкрик. Нет, это не Иви, это не должна быть Иви, тот бугай к ней не мог так просто подобраться…



Сам не замечая, он тревожно дёргается в застегивающих ботинки руках.



— О, мисс Фрай уже рядом! Ну же, Джейкоб, приободрись! Улыбнись как можно трогательней своей сестре!



— Нет! — держась за рёбра, из последних сил выдавливает из себя Джейкоб, — Нет, Джек, она убьёт тебя. Убьёт…



Джек выпрямляется, поправляя цилиндр:

— Поговорим тогда, когда твоя Иви тебя не спасёт. Ради такого я готов дать ей время взглянуть на тебя. Как пропустить такое трогательное воссоединение?



Джейкоб мычит, пытаясь выговорить хоть одно чётко произнесённое слово, отвлечь, заговорить его:

— Джек, я ведь тебе нужен, я знаю, зачем тебе весь этот хаос, то, что ты читаешь мне в газетах, зачем, если здесь я? Джек, ну зачем ты хочешь чьего-то смерти, зачем?..



Из-под ткани слышится:

— Ты не остановишь хаос. Ты даже тех, кто был мне дорог не смог спасти. Если я не смог сделать мисс Фрай такой же как я, я сделаю все, чтобы этот город стал таким, каким готов быть когда подчинился мне.



— Джек, нет, Джек!..



Вместо крика изо рта. Джейкоба тянется еле различимый свист, вместо мысли, причём тут город и погибшая мать Джека в голове стучит «Иви, пожалуйста, справься, осталось недолго, помоги…»



Где-то слышатся шаги, но уловить их Джейкоб уже не в силах. Только смотря открывшимся глазом в прорезь решётки, вдыхает поглубже:

— Иви… Я зде...



Он знает об ударе, что откинет его к стене, но надежда сильнее.



Стоящий сбоку Джек мгновенно загораживает собой свет:

— Ну и последняя деталь. Иви придётся по душе.



Первым ударом Джейкоба отбрасывает к стене, но он так и не ударяется затылком, придушенно хрипя. Перед вторым таким же (это для его окончательной отключки, сам учил) он готов поклясться что различает блеск всё той же бритвы в его руке.

@темы: Джек-Потрошитель, джен, Assassins_Creed, лаэтанские_записки, Джейкоб_Фрай

---

Про «Ёрмунганд», пейринги и планы

Как видите, эпиграф изменился. А теперь целый псто под впечатлением чего именно.

Сей пост будет посвящён вначале пейрингам, а уж потом мини-обзору.

Про пейринги скажу, что шипперю Валмет/Коко (ничего не знаю, у них там все взаимно!), Лэма и Чикиту (хоть и в прошлом, но канон!) и немного — Йона (Джонатан)|Марка.

Коко/Валмет

Коко и Валмет



Юст вышел открытым, что мне понравилось по аниме — кое-как без гомофобии, Лэм отнесся к чувствам Валмет мол, ну что взять, влюбленная она в неё, пускай поподкатывает. Ну или так я воспринимаю его «У каждого свои тараканы» в ответ на её восторженно-хитропопое «Коко, утешь меня, мне плохо!»

Я думаю, что Коко, несмотря на их доверие и слаженность работы не отказалась бы хотя бы просто от секса в душе. А вот «Валмет, я в душ» и «Коко, я с тобой!» как раз и было. Очень хочу написать про них НЦ-у, но боюсь, что идея умерла в попытках что-то вспомнить про годную фемслэшную НЦ-у.

Лэм/Чикита

Лэм и Чикита

Хэдканоню, что в первые месяцы знакомства Чикита ехидно прозвала его «дедулей». Потом она, как довольно саркастичная особа, на этом не остановилась и продолжила беспощадно шутить на этом поприще не забывая упомянуть что-нибудь про «стар уже чтобы со мной спать». Лэм поскалился, поскалился да и после её открытых «что, нечем подкатить, а хочется?» решил устроить их личную жизнь. Ну в итоге в течение очередных медовых месяцев Чикита довольно обзывала его «дедулей» дальше и сладко лыбилась, когда Лэм жарко обещал ей доказать обратное. Я бы и написала, но заминка именно в характере Чикиты. Она, как и Каспер, чихала с высокой колокольни на запертого Йону, у неё более жестокий, чем у Лэма, характер и как следствие - я боюсь слабо отразить её профдеформацию как военнослужащей, сделав характер излишне «плюшевым». Будь это преднамеренный ООС, все было бы логичней. Но мои амбиции замахиваются на каноничность.

Йона/Марка

Йона и Марка



Задел для пейринга замечательный. Вернее, даже для юста. И какого! Мальчик-солдат, что повзрослел раньше времени, девочка, что тоже вынужденно оказалась в военном штабе и насмотрелась примерно на столько же ужасов. А тут еще и у него первая симпатия и любовь наклёвываются, и переживалки такие болезненные... В общем, заслуживает драббла ибо из-за войны и смерти Марки у него и вся надежда на лучшее и романтику оборвалась, и такой грёбаный адище, что человечность и он теряет, и куча терзаний, что будь лучше она жива, а он бы со своей первой любовью и прочим как-нибудь потом подумал.

Про собсно сюжет

Про собсно сюжет


Итак, это мог бы быть просто криминал и экшн, с кучей денег на кону, интригами на основе незаконности и тоннами стереотипов про героинь. Но тут разок обошли принцип Смурфетты, там впихнули еще одну торговку оружием, в итоге собрали команду из ученых, что годятся в лауреатки Нобелевской премии... В общем, это заинтриговало. А тут еще и стория мальчишки, что хотел лучшего будущего и несмотря на юный возраст и ненависть к войне, стал телохранителем. Вполне разбавляет концентрацию стереотипов.



Раскрутка именно сюжета в первом сезоне не сильно видна. Зато виден задел на второй, куча различных героинь и вполне отражающая обстановку и характеры персонажей атмосфера. Тем не менее, за целость и сохранность персонажей в силу экшена хочется переживать. Несмотря на все решения, меня больше задел Каспер, а не Коко, хотя та тоже не лыком шита и та еще акула семейного бизнеса. И как раз первый сезон проходит тест Бехдель.



С последним второй сезон подкачал, особенно разочаровав с Хекс. Нет, не с её силой и навыками, а с объективацией, которая за одну серию сравнялась с тем, что досталось Валмет в первом сезоне. Вместо люлей мужик получил телеса, хотя Хекс могла и так выбить из него инфу. В плане же сюжета и его стремительности второй сезон динамичней, прошлое Валмет и её физическая и моральная травма не скатились в стереотип о мести, что делает её одной из самых живых дам аниме, хотя к таковым я причисляю и Лейлу в силу её темпераментности.



Что касается названия и цитаты, знайте: это не зря. Неплохая отсылка поворота сюжета к скандинавской мифологии.

В заключение скажу, что если вы хотите посмотреть, как умная дама разруливает бизнес, как туда местами вплетаются темы цены войны, экономики и политики, как при этом есть те, что мечтают сохранить человечность и как подключить к этому команду учёных, исполняя свою давнюю мечту – вам сюда.

Что не зашло: со спойлерами, ИМХО и не по порядку

Что не зашло: со спойлерами, ИМХО и не по порядку

Коко/Йона. Вы что, издеваетесь? Он слишком «обиженко» на её ремесло и пока знать не знает чего от него хотят чтобы их пейринговать. Аж «Клеймор» вспоминается, хотя по манге пацан подрос.

Объективация. 80% героинь с бюстом не меньше 3 размера как обязательной характеристикой. А уж если Валмет и Чикита могут ходить со вполне логичной после армейского прошлого бицухой то без груди 5 размера им якобы никак.

Что 2 сезон, повторюсь, не прошел тест Бехдель

@темы: Марка, Лэм, аниме, Jormungand, Ёрмунганд, Йона, Чикита, идеи_достойные_альтуса, шипперим_потому_что_можем, Коко_Хакматьяр, София_Вельмер, критикесса_во_славу_мамы_Кос

---

Дежурка поэтическая © Кротик

Пишет Гость:

05.01.2017 в 23:01

БЫЛ У АНДРАСТЕ МАБАРИ
ОЧЕНЬ КВАДРАТНЫЙ ОН БЫЛ
НО НЕ СМОТРЯ НА КВАДРАТНОСТЬ
ОЧЕНЬ ОН ВЕРНО СЛУЖИЛ

ОН ИСКУСАЛ МАФЕРАТА
ДАЖЕ ШАРТАНА ПОГРЫЗ
ВЫЖРАЛ МАГИСТРОВ ЗАПАСЫ
ИХ СТАТУЙ ПОКОЦАЛ ОН... НИЗ

УЧАСТИ ЭТОЙ ПЕЧАЛЬНОЙ
НЕ ИЗБЕЖАЛ УЖ НИКТО
НИ ГРЯЗНЫЙ РАБ НИ СОЗДАТЕЛЬ
НЕ СПАССЯ ОТ ПАСТИ ЕГО

БЫЛ У АНДРАСТЕ МАБАРИ
ОЧЕНЬ КВАДРАТНЫЙ ОН БЫЛ
ИМЕННО ЕГО ГОЛОД
ВОССТАНИЕ ТАМ УЧУДИЛ

ЧТО БЫ НЕ ПЕЛОСЬ УЖ В ПЕСНЯХ
ПОМНИ И НЕ ЗАБЫВАЙ
ЕСЛИ НЕ КОРМИШЬ МАБАРИ
ТО НА КОСТРЕ ТЫ СТРАДАЙ

URL комментария

@темы: из_Минратоуса_с_любовью, о_чем_глаголет_дежурка

---

Тайный Санта

Для: Rena Sobokuna
От: (Меня то есть)

Название: Принять, как принимают кадан

Пейринг или персонажи: ж!Амелл|Стэн, фоном Морриган и Зевран

Категория: фанфик

Жанр: повседневность, драма

Рейтинг: R

Размер: мини

Предупреждение: юст

Комментарий автора: на самом деле юст взаимен. Прошу прощения у моей заказчицы. Текст в полной редакции и без вырвиглазных ошибок лежит на фикбуке.


Кровь уже давно не капает, а Стэн даже короткую фразу произносит степенно, точно в знак… почтения?

— Ты доказала, что заслуживаешь уважения, Страж.

Магесса молчит. Просто смотрит, как все озлобленные баз, которые не понимают сути Кун. И взгляд у нее такой же — немигающий, рассерженный.

Стэн снова наклоняется к сумке и быстрыми, четкими движениями разворачивает тряпицу, раскладывая припарки, мазь, бинты.

Амелл все также зажимает рану на плече, замершая, точно здешняя статуя. Рана неглубокая, меч — совсем новый и по сути, оставил ей просто глубокую царапину, от которой, как только ей хватит маны на лечение, не останется и следа. Но ладонь ее побелела до самых костяшек, а настроение — паршивей здешней ветреной погоды.

Стэну она доверяла. А он решил, что ему лучше напасть. Он получил что хотел — свое уважение к ней. А она… Она же получила нечто горше жгущего плечо разреза. Недоверие к нему. Как нарочно, за один день они успели поменяться местами.

Кунари промакивает припаркой бинты и прочно закупоривает крышку обратно, не давая снежинкам Убежища залететь в запасенный еще на пару таких снадобий пузырек. Солона поджимает губы. Да, ей не нравится нанесенная им рана. Да, он без колебаний готов принести ей лириумное зелье после припарки и тем самым честно возместить свой ущерб. Да, нет ничего неправильного в том, чтобы принять его помощь.

Заматывая её плечо, мечник все же решает сказать:

— Со шрамом от моего меча или без, но я принимаю твое командование, Страж.

Страж, то есть, несомненно, саирабаз молчит.

Пару дней спустя он признается:

— Я обещаю помогать тебе стать достойной Кун.

Чародейка фыркает:

— Просто… Просто оправдай мое доверие.

Стэн одобрительно хмыкает и едва заметно кивает. Несмотря на все свои заблуждения и неприятие, она его понимает.

— И если ты хочешь его оправдать постарайся спать со мной в одной палатке. Для моей же безопасности.

Солона же понимает, что это ее шанс. Вдруг он ответит взаимностью?

— Да, Страж.

Возможно, она и впрямь захочет быть достойной знаний о Кун. А если так, то он несомненно готов этого ждать, пока есть время между битвами с Мором.

И с этого момента сам перестает замечать, что же поменялось между ними.

И несмотря на непонимание, Стэн больше не может на нее злиться за излишнее любопытство.

Даже когда басра гладит его косы и смущенно (это же так она называет такие нелогичные эмоции?) отдергивает руку:

— Как тебе припарка? Могу долечить.

Магия — это хаос, магия — это рушащаяся при взгляде на нее структура его прежнего мира. Баз. Женщина с творящим разрушения стихиями волшебным мечом. Саирабаз.

Лечащая по возможности весь отряд своим созидающим злом. Стэн одергивает себя: зло. В ее словах и руках все равно привлекающее демонов зло.

Но нельзя плохо сражаться в отряде, которым руководит давшая ему жизнь саирабаз.

— Лечи, Страж.

Солона улыбается, видя, как уверенно сращивается мышца на спине, как прошивают ее заново сеть сосудов и скрывшийся под волокнами нерв, как остается светлой линией крохотный рубец на коже, а Стэн облегченно отводит плечи назад.

— Легче? Если да, помоги дойти Зеврану.

Страж дышит натужно, хмурится, стремясь восстановить силы, от напряжения видна пара капель на лбу, когда он оборачивается чтобы кивнуть:

— Как скажешь.

Амелл выдыхает и снова опускает взгляд. Когда бывший два года ее любовником учитель сбежал, она и не надеялась, что сможет также испытывать влечение или даже восхищенно рядом с кем-нибудь стушеваться, Мор вместе со свободой не принес ей желанных любовников. Только вот изредка ей приходится отбиваться ночами от демонов, когда те принимают облик «злобного великана», чья склоненная до самой груди голова все равно готова упереться и снести колышки палатки.

Стэн как можно аккуратней, буквально ползком разворачиваясь к выходу, деловито поправляет сдуваемый ветром полог.

Солона осторожно укладывается на бок, заворачиваясь в теплые шкуры, давая себе передышку.

— Страж, ты же просила зайти? — через минуту в палатку просовывается голова и певучий, с мурлыкающим, на слух Солоны акцентом голос начинает увещевать, — Не переживай зря, Винн меня уже нехило подлечи…

Амелл сонно размыкает веки.

— Так и для чего меня позвали? — по лицу Зеврана растекается улыбка.

Оперевшись на локоть, магесса просит:

— Позови Стэна, я спать.

— Ну как скажешь, Страж, как скажешь, — Зевран хмыкает своим мыслям и скрывается из виду.

Через некоторое время над ухом раздается:

— Ты звала меня, Страж?

Чародейке неловко так скоро звать его, но вскоре после драки в Убежище Стэн пообещал, что раз он уважает ее командование, то будет помогать ей в том, чтобы у нее вне дежурств был крепкий и безопасный сон.

— Да.

А от того, как она мечтает о его теле и как прогнала от себя демона после от такой просьбы ей неловко вдвойне. Но разумеется, благодаря (или, быть может, увы) после жизни в Круге у мучает вынужденное молчании и про испытываемые чувства о причине её неловкости он не догадывается.

— Сон? — Страж зовет его для своего спокойного и вполне обычного для ночёвки в холодных полях совместного сна, а вовсе не для того, о чем про них шепчутся эльф и ведьма.

— Да.

И Стэн лишь выполняет данное обещание.

Солона отодвигается, давая им улечься. Перед сном она иногда хочет поговорить, но чаще спрашивает, засыпая еще до его ответа.

Поворочавшись у него под боком, она приподнимается и заглядывает к нему в лицо:

— Как на кунлате будет «привязанность»?

Стэн хмурится, и не знает, что отвечать. Он считает за кадан саирабаза, а саирабаза — за воина, неважно, как бы сильно она на него не злилась. Он знает слово «забота» и учит кадан своему языку, как бы сильно она не ошибалась. Но ведь она саирабаз! Демоны роятся, желая этого мира посредством её тела, ей нельзя так сильно доверять! И влечение… Оно похоже на то, в чем заблуждаются все баз, путая спрошенное ей понятие и желание, помимо всего прочего.

— Я же верно спросила? — у крайне сосредоточенный, жаждущий новых знаний взгляд.

— Да, но «т» произноси чуть резче, когда в оно стоит конце слова.

Несмотря на акцент, она очень хорошо запоминает его родной и так давно не слышимый от кого-нибудь со стороны язык. Даже убитые им предатели Кун кричали на общем.

Пару вопросов спустя Солона затихает, и согретая жаром от закаленного боями тела, засыпает. Еще не заснув до конца, она представляет, как под одеялом её гладит огромная ладонь, как она гладит её вначале по извечно чувствительной спине, переходя на бедра, спуская такие грубо связанные, колючие по причине холодов чулки — один, другой, как уже обе руки подхватывают её под коленки, мнут, но не давят на икры…

Когда во сне она видит Стэна что готов оставить ей засос, то уже осознает: такому не бывать ни пока она в сознании в Тени, ни наяву.

И если доходит до такого, то покончив с демоном, она снова дает себе вполне обычную поблажку, но уже в обычном, присущим всем людям и не прерываемым кошмарами, сне. И то, что она не считает таким предосудительным пока кунари спит рядом с ней снова будит его, готового к внеплановой атаке.

Кадан толкается во сне.

Лучше открыть глаза и проверить, из-за чего.

Солона хватается за его ладонь, сжимая настолько сильно, насколько позволяет ей боевая магия. Но в итоге можно и уснуть заново.

Но все повторяется: она громко кричит и Стэн просыпается снова.

Одеяло сползло до коленок, обычно надеваемая под тевинтерскую мантию рубашка сбилась в жгут поперек живота, ладонь ритмично то появляется, то скрывается под бельем.

Ложная тревога.

В том, что она удовлетворяет себя во сне Стэн не видит ничего плохого. То, что при этом она льнет к нему и шепчет его предназначение — «Стэн» — неправильно. Совмещать близость и влечение нерационально, и кадан, как и все баз, этого не понимает.

Солона хватает его за руку, ткнувшись вначале лбом, а миг спустя — носом, стоная что-то ему прямо в грудь, не обращая внимания на сползшее с увенчанного острой косточкой плеча одеяло и вскрикнув, затихает. Глупо совмещать подобное, снова решает кунари, укрывая ее по самый нос, потому что иначе она дрожит от холода во сне. Неумно желать тех, кто тебе дорог.

Но она его кадан, а уже не просто вытащившая его из клетки ради сражений баз.

А тех, кто зовется кадан и базалит-ан и их такие неверные влечения он обязан принимать.

@темы: Стэн, Dragon_age, лаэтанские_записки, птица_Парагон, Солона_Амелл, Secret_Santa2017

---

Как жаль, что я упустила сие прекрасие

10.06.2015 в 21:37

Пишет  inkuseitor:

#244

В HoDA выпали вторые Дункан и Сигрун. Ок, Сигрун оставлю, уж слишком крута, а вот Дункан-то зачем может понадобиться? Куда его? Кому в поддержку?

И еще вот как я убивала свое драгоценное послерабочее время последнюю неделю:

10.06.2015 в 22:39

Пишет  JAmelie:

Перевод истории о Кальпернии
Итак, выложу перевод текста про Кальпернию.
Автор: Joanna Berry
Переводчики:  JAmelie,  inkuseitor

Плата паромщику


Кальперния присела и коснулась ладонью покрытой трещинами плиты. Да. Здесь. В этом месте, когда ей было семь лет, она увидела, как магия превратила человека в пыль.
Даже сейчас камень носил на себе отпечатки той силы. Теперь она использовала свою собственную магию, и свою память, чтобы воззвать к ней. Картина из прошлого вернулась мгновенно: вопль мужчины, пока его тело рассыпалось в пепел и искры, а затем превратилось в ничто. Она помнила шепот охваченной ужасом толпы, и мага с капюшоном на голове, который бросил заклинание и просто пошел дальше.
Позже она узнала, что для улиц Минратоса, столицы Тевинтерской Империи, такие поединки магов не были редкостью. Но это был первый поединок, который Кальперния видела своими глазами.
Не отрывая ладонь от плитки, Кальперния устремилась за увядающим остатком магии, желая вновь почувствовать себя тем ребенком: светловолосой девочкой, тощей, как палка, одна нога которой была в тряпье, заменявшим ей обувь.
Она набрела на дуэль, возвращаясь с рынка, неся на руках бутылку густого, кислого молока и горшочек с маслинами. Крики толпы и гром заставили её подойти поближе, но она не разделяла их страха. Она не сморгнула, даже когда лицо вопящего мужчины рассыпалось в прах и развеялось ветром. Это был её первый настоящий проблеск силы.
Тогда в ней вспыхнула искра, чувство, которое почти переполнило её. Бутылка кислого молока упала на землю и разбилась, оливки – рассеялись, и она пустилась в бег – не от испуга, но от чувства чего-то слишком непостижимого для маленькой девочки. Мчась так по улицам города, она оказалась в районе, который почти не знала.
- Здесь я впервые встретила паромщика, - вслух произнесла Кальперния, оторвав ладонь от плиты. – А теперь нужно с ним проститься.
Она начала было вытирать грязь с земли об одежду, но вовремя спохватилась. Вместо обычного тряпья, она теперь носила изысканные робы, из черного и синего льна, украшенные узорами. На черном поясе, обвивавшем её узкие бедра, был спрятан маленький мешочек монет. В свободной руке она держала терновый посох, а её ноги были обуты в мягкие, словно кожа младенца, сапоги. Её Учитель был щедр. Он подарил это облачение всего несколько дней назад, и Кальперния хотела, чтобы всё оставалось чистым подольше. Она никогда ничего не имела прежде.
Кальперния поднялась на ноги и продолжила свой путь. Никто даже не обратил внимания на её минутку размышлений. Узкая улица, мраморные плиты которой рушились, словно старые кости, и были завалены мусором, была одной из самых тихих улиц в Минратосе. Те немногие, которые шли по этой улице – эльфы, согнувшиеся под тяжелыми мешками, солдаты, копья и доспехи которых сверкали на солнце, священник в плотных одеждах – могли быть в местах и получше.
Как и Кальперния. В любой день может прийти весть, и ей придётся покинуть Минратос. Если она собиралась проститься, то это следовало сделать подобающим образом.
Идя вниз по улице, по её кривым переулкам, она попала на рынок на площади Трех императоров. Три статуи, которые дали площади её имя, стояли вокруг вяло работающего фонтана в её центре. Минуя толпу граждан, уличных музыкантов и торговцев, Кальперния направилась в сторону, откуда доносился сладкий, душистый ветерок к лотку, в котором продавались духи и благовония. Продавщица была окружена несколькими чумазыми детьми, клянчащими у неё монеты; один мальчик вскрикнул, когда у его ног разбился кусок угля.
- Пошли вон, - прорычала продавщица ладана, размахивая ещё одним куском, и дети убежали. – Проклятые беженцы не понимают, когда им говорят «нет», - добавила она, когда приблизилась Кальперния, а потом её лицо расплылось в милой улыбке. – Чего изволите сегодня, госпожа? Жасминовое масло для ваших прекрасных волос? Или вот это редкое эфирное масло из таханиса, добытое для вас в диких джунглях Пар Воллена?
Краснея, Кальперния посмотрела на прилавок и на все его ароматные роскошества. Она могла купить жасминовое масло, поняла Кальперния, или любую из этих сверкающих как драгоценности склянок, и это будет принадлежать ей навсегда. Она могла пойти к другому продавцу и купить сладостей. А потом сесть у фонтана и съесть их. Она могла провести весь день в купальне; она могла купить билет на корабль и уплыть к теплым, дальним морям. Она могла делать всё, что угодно.
Мариус, если бы ты видел меня сейчас.
Кальперния заставила себя остановиться. Сегодня она уже достаточно думала о прошлом. Пора перейти к делу.
- Мне нужны благовония, - сказала она. - Ладановая смола. Это для... старого друга.
Хозяйка благовоний приподняла брови и наклонилась к небольшому запертому сундуку, спрятанным под лотком.
- У госпожи превосходный вкус. Сколько?
- Для приношения, - ответила Кальперния, потом, с головой, кружащейся от возможности иметь что-то, добавила: - Для щедрого приношения.
Паромщик это заслужил.
Пока торговка отмеривала смолу, Кальперния осматривала рынок; позади жонглера, играющего цветными деревянными шестами, группа плохо одетых бедолаг, нагруженных тяжелыми тюками, ковыляла через рынок, глядя на всё запуганными глазами. Люди начали насмехаться.
- Так много беженцев в эти дни, - проронила торговка благовониями, проследив за взглядом Кальпернии, и взвесила свой товар. – Кунари снова провели атаку.
- Это не правильно, - сказала Кальперния.
- Безусловно! В городе итак полно попрошаек...
Но Кальперния смотрела не только на беженцев, но и на обросший лишайником крошившийся камень площади, на которой они стояли, и на стареющие башни Минратоса, возвышающимися вдалеке. Она подумала о кунари, терзавших береговые поселения своими дредноутами, о некогда могучем Имперском Тракте, по которому тевинтерцы пересекали континент. Теперь же, он представлял собой не более, чем тропу из полуразрушенного мрамора, заросшую поселениями.
- Жители величайшей империи Тедаса, ставшие нищими по прихоти варваров, - тихо произнесла Кальперния. – Всё, что создал Архонт Дариниус, превратилось в это. Когда-то наши города были непобедимы, наше влияние – безгранично. Эти дни должны возвратиться.
Продавщица ладана сморгнула, и Кальперния подумал, что, возможно, свободные люди так не говорили. Чтобы сгладить ситуацию, она достала мешочек с монетами и протянула женщине несколько монет.
- Мой ладан?
Продавщица посмотрел на монеты.
- Ещё половину, госпожа. Ладан приходит по высокой цене в эти дни.
На лице Кальпернии застыла улыбка; она не знала, сколько будет стоить ладан. Она нарочито положила монету за монетой в ладонь продавщицы.
- Мой обычный поставщик берет намного меньше, - сказала она, беря в руки маленький мешочек ладана, надеясь, что ведёт себя с подобающим достоинством.
Продавщица ладана поклонилась. Кальперния отвернулась, чувствуя, как краска заливает её шею. Но торговка была вежлива, несмотря на её замешательство. Она видела в Кальпернии мага, и вела себя с надлежащим почтением.
Мага, подумала Кальперния и выпрямилась.
Она пересекла рынок, и направилась к западной арке, которая вела вглубь города. На её пути оказались двое беседующих друг с другом одинаково нахмуренных магистров, а вблизи стояли наготове и выстроенные в линию рабы и телохранители.
Когда Кальперния поближе, так близко, что могла разглядеть их лица, один из них посмотрел в её сторону. Сердце Кальпернии подскочило, и она резко свернула с дороги, не нарушая при этом шага. Отойдя на другую сторону улицы, на безопасное расстояние, она обернулась назад, посмотрев на магистра справа, мускулистого мужчину в серебристо-серых одеждах, с узнаваемым ожогом на щеке, похожим на перевёрнутый вопросительный знак.
Это был магистр Анодаутс, человек, которого она знала лучше, чем хотела бы. Он происходил из рода Архонта Ишала, и, по традиции, его семья отвечала за состояние огромных големов-Джаггернаутов, которые стояли за воротами Минратоса, храня своё затянувшееся молчание. Они даже получали за это деньги от городской казны. Но Анодатус, казалось, думал, что деньги лучше тратить на роскошные вечеринки, азартные игры, и гномьи безделушки. Кальперния знала это, потому что подавала мятный чай ему и его последней глупо хихикающей пассией, стояла и слушала, как он хвастался, или заставляла себя улыбаться, когда его «остроумие» жалило, как скорпион.
Поэтому, даже сейчас, когда она была разодета, а её светлые волосы были уложены, с макияжем, который подчеркивал её мягкие карие глаза, магистр Анодатус мог признать в ней ту рабыню.
И он захочет узнать, что стало с хозяином Кальпернии.
Кальперния пошла в другом направлении. Не надо заставлять паромщика ждать.
***
Кальперния оказалась на рабском рынке, когда она только-только научилась стоять. Ее первым воспоминанием было то, как ее прижимали со всех сторон - тела, запах пота, и звук плача, потом её вывели на торговую площадь, а затем она попала в свой первый. Пока она была ещё достаточно мала, чтобы ползать по дымоходам и под полом, Кальперния работала под лестницей, как правило, на коленях и с щеткой в руках. Так она научилась слушать через стены: рассказы, скандалы и откровения.
Некоторые подвалы в Минратосе соединялись с древними катакомбами, проложенными в камне под городом. Никто не знал, как далеко они шли. Воздух, который шел из тех мест, был древним и загадочным. Однажды, подметая винный погреб, маленькая Кальперния нашла глубокую трещину в плитах между двумя огромными бочками. Она почувствовала, как из трещины подул легкий ветерок.
Приложив своё маленькое ушко к щели, она услышала, как откуда-то издалека доносилось эхо - песни, рыданий, или шепота, слишком разборчивое, чтобы быть игрой ветра, и слишком жуткое, чтобы принадлежать человеку. Эти звуки ещё долго приходили к ней во сне.
Пока она трудилась на кухне и чердаках, или под горячим солнцем Минратоса, время шло, и пока из маленькой девочки Кальперния вырастала в стройную молодую женщину, её перепродавали из дома в дом, где её часто не замечали, а ещё чаще хлестали кнутом. Шрамы были одновременном предметом её злости и гордости, но она знала, что могло быть гораздо хуже. Было что-то в Кальпернии, что напрягало её хозяев, и это останавливало их руки, когда они могли избить её до потери сознания. Вместо этого, ей поручали выполнять задания в сомнительных районах города, чистить загадочно-запечатанные комнате, или передать сообщения в Арену Испытаний с наступлением темноты.
Она шла настороженно, но никогда не перечила. Кальперния не боялась ни темноты, ни шепота из пустых комнат – ни странных снов, иногда посещавших её.
Остальные рабы не так спокойно относились к её странностям.
- Ты говорила во сне вчера ночью, - обвинила её одна из девушек с кухни в один из вечеров, когда она вернулась в комнаты уставшая и со стёртыми ногами. - Странные слова. Не на Тевине.
- Я... Может быть. Я не пом-
- Это не нормально, - перебил её один из купальщиков, скрестив руки на своей массивной груди.
- Я не могу контролировать себя, когда сплю!
- Но ты можешь спать в другом месте, - сказал кто-то другой. – Иди в конюшни. Ты нам мешаешь.
Кальперния подчинилась, и устраивалась спать на соломе со слезами на глазах и с болью, которая была хуже любой порки. У неё не было ни семьи, ни дома, никого во всём мире, кроме её собратьев по рабству. Но они, видимо, даже не понимали, как много они значали. Бегая по поручениям, она поняла, что рабство было кровью и воздухом Минратоса, пусть даже большинство рабов в своём отчаянии перестали считать себя людьми. Некоторые переставали думать вообще.
Там, в рабских комнатах, она была горела желанием поделиться с ними этими мыслями, но они только смотрели на неё. Не слушали. Какую бы странность её хозяева не видели в ней, другим рабам она была не по душе.
В конце концов, Кальпернию снова продали. Видимо, её недавняя хозяйка обратилась к своим должникам, потому что Кальперния оказалась в доме магистра.
Для раба в Минратосе это было поворотной точкой. Момент в жизни, после которого судьба может повернуться в любую сторону. С одной стороны, магистры жили так хорошо, что их рабы могли позволить себе лучшие из отходов. С другой стороны, многие шептались, что некоторые магистры использовали своих рабов, чтобы подпитывать их кровью свои магические ритуалы.
Наслушавшись таких историй, Кальперния, придя в дом магистра Эрастенеса, первое время ходила напуганная, словно трусливый котёнок. К счастью, её новый хозяин был не магом крови, а учёным, специализирующимся на изучении Древних богов. Большая часть огромного запыленного особняка Эрастенеса была завалена книгами и древними реликвиями, а в фойе, угрожающе возвышаясь над посетителями, стояла треснутая статуя дракона, когда-то охранявшая врата храма Разикале, ещё до того, как он стал Кругом.
Рабов в доме было немного, и Кальпернии пришлось заниматься всем – убираться, бегать по поручениям, и отскабливать грязь от рассвета до полуночи. Эрастенес был не так стар, но у него болела спина и плохо работали легкие, поэтому большую часть времени он проводил взаперти со своими реликвиями или проводил ритуалы со своим коллегой, этим напыщенным магистром Анодатусом, со шрамом на щеке. Самые болезненные наказания – от рук Сорки, мрачной гномки-надзирательницы – доставались ей, когда она нарушала покой хозяина, чего было бы легче избежать, если бы Эрастенес не оставлял за собой бардак.
В тот день Кальперния, как обычно, несла тяжелые ведра воды через весь двор на кухню. Руки ужасно ныли, и она поставила ведра на землю и прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Взгляд Кальпернии упал на дверь покоев, куда, как ей сказали, рабам ходить было нельзя. Но, проскользнув через эти комнаты, она могла бы сократить дорогу через это крыло дома и пройти по коридору для прислуги на кухню, а не тащить ведра по окружному пути.
Покусывая губы, она открыла дверь и заглянула внутрь. Никого не было видно. На мраморный пол, гладкий и прохладный, как сливки, легла её длинная тень.
Изнывающая от пота и жары, Кальперния решилась войти внутрь и облегченно вздохнула, и в этот момент что-то привлекло её внимание. Идеальную поверхность пола портили нарисованные на нем странные розовые и серебристые символы.
Осторожно присев на корточки, Кальперния потянулась к одному из них, и-
- Осторожно, - предупредил её чей-то голос. Сердце Кальпернии на мгновение застыло.
У противоположной стены по стойке смирно стоял один из телохранителей. В отличие от большинства неповоротливых громил, которые сопровождали магистров по городу, он был молод, и под его броней угадывалось относительно худощавое тело. Каштановые волосы раба были коротко пострижены, чтобы можно было носить шлем.
Он кивнул на символы.
- Охранные знаки. Остались от одного из вчерашних экспериментов хозяина и магистра Анодатуса. Я бы не стал трогать.
Кальперния выпрямилась и привела себя в порядок.
- Я знаю тебя, - сказала она, чувствуя необходимость что-то сказать, чтобы успокоить своё скачущее сердце. - Ты Мариус. Ты сломал запястье того вора в прошлом месяце.
- Он выживет, - ответил Мариус, - чего нельзя будет сказать о тебе, если коснешься этих проклятых магических знаков. Смотри под ноги.
Кальперния снова посмотрела вниз на символы. Магия. Мощь, которую она видела ещё маленькой девочкой, мощь Магистериума. Корень всего. Изящные символы, казалось, плясали на полированной поверхности.
- Они прекрасны, пусть даже они и опасны, - пробормотала она.
- Хорошо, что не всё красивое в этом мире опасно, сказал Мариус. Кальперния резко взглянула вверх и увидела слабое подобие улыбки на его лице. Он-?
Мариус огляделся, затем отворил дверь рядом с ним.
– Ты же хочешь срезать, да? Иди. Я никому не скажу.
Кальперния взяла ведра и направилась к двери.
- Спасибо, - поблагодарила она, поравнявшись с ним, - и спасибо за предупреждение, но... - Она посмотрела на его большие руки, которые сломали руку вора. – Я не боюсь опасностей.
Улыбнувшись, Кальперния ушла.
После этого она стала видеться с Мариусом чаще. Или, возможно, она просто стала замечать его присутствие. Мариус служил одновременно телохранителем Эрастенеса и охранником дома, так как в доме было много древних реликвий, но было видно, что Мариус был одарен такими способностями и скоростью, которые совсем не требовались простому телохранителю. Кальперния часто замечала, как Сорка, надзирательница, иногда смотрела на тренировки Мариуса, скрестив на груди свои массивные руки и задумчиво нахмурив брови.
Понемногу, осторожность Кальпернии в доме магистра сменилась любопытством. Она стала украдкой бросать взгляды на тома своего хозяина, пока протирала их от пыли. Со временем её взгляды стали задерживаться дольше. Буква за буквой, слово за словом, она стала учить себя читать по этим книгам, уважая силу, которое чтение давало её господам.
Книги были мудрыми и щедрыми друзьями. Они стали ей хорошей компанией, когда Кальперния в этом так нуждалась. Хоть она и пыталась приблизиться к другим рабам этого дома, её вновь оттолкнули – и вновь из-за её снов и идей.
Почти все.
- Никто не слушает меня, - сказала она одним поздним вечером в библиотеке, перелистывая пыльный гримуар, полный длинных слов, которые она пока не могла еще расшифровать. – Мы, рабы, совсем не слушаем друг друга.
- Я тебя слушаю, - возразил Мариус. Он охранял двери библиотеки, хотя, возможно, не с той стороны, которую имела в виду Сорка. – Только идиот не станет слушать такой сладкий голос.
Кальперния покраснела, но продолжила перелистывать.
- Подхалим.
- Ты ждешь от них слишком многого. Ты носишь имя Кальперния и говоришь людям, которые носят лохмотья и ютятся в углах, что они самые важные люди в империи. Что они должны сказать?
- Им ничего не нужно говорить, особенно пока Сорка следит за ними. "Ключ к мудрости лежит в тишине". - Эта строчка из стихов Думата была любимой фразой Кальпернии. – Им просто нужно понять, как они ценны, даже в качестве рабов, и что они могли бы сделать, если бы были свободны. Им нужно открыть свои глаза.
- И увидеть что? Старые дворцы и прогнивших магов, льющих кровь рабов, как воду? Даже этот твой паромщик-
Кальперния резко обернулась к нему.
- Так не должно быть! - Она ударила кулаком по гримуару. - Империя была другой. Когда тратилась жизнь человека, она что-то значила, что-то приносила взамен. Если бы рабы имели голос, который мог донестись до ушей Архонта...
Она замолчала, стараясь подыскать нужные слова, и Мариуса погрустнел лицом.
- Извини, - он вздохнул и улыбнулся. – Почитаешь мне что-нибудь из книги? Только не про магов на этот раз.
- Не думаю, что это сборник рассказов.
Кальперния положила гримуар обратно, и начала разминать занывшую шею, когда случайно её взгляд скользнул вверх, на потолок библиотеки. Обычно Кальперния смотрела только на пыль, и никогда – на потолок. Внутренняя сторона купола была покрыта темно-синей гладкой краской, а на ней золотыми узорами были выложены созвездия, каждая звезда в которых была сделана из позолоченного стекла.
- Тогда, вот история, - сказала она, все ещё запрокинув голову и глядя на расписные созвездия. – Жила-была девушка, так увлеченная своей работой, что забыла, как смотреть на небо. И все, кого она знала, тоже забыли. Звезды там, но она не помнит, почему нужно на них смотреть.
К ней метнулась тень, и в мгновение ока лицо Мариуса затмило собой созвездия над её головой. Его дыхание было сладким. Он нежно приподнял кончик её подбородка.
- Расскажи сразу конец, - сказал он ей.
Кальперния провела пальцем по его щеке и остановилась на его губах.
– А в конце была тишина.
Свеча на столе рядом с ними закончилась и погасла.
Они вели себя так скрытно, как могли. Но таланты Мариуса привлекали всё больше и больше внимания. Даже Кальперния понимала, что они тратятся впустую, пока Мариус служит в качестве телохранителя. При правильной подготовке он мог стать талантливым ассассином или даже убийцей магов. Для любого магистра такой раб был бы не только предметом гордости, но и способом поднять своё политическое влияние. Но Кальперния успокаивала себя тем, что Эрастенес не заботился о таких вещах и знал только свою работу. Что всё будет хорошо.
Когда это произошло, то всё было болезненно быстро. Кальперния вернулась с рынка, таща на себе мешок овощей, и увидела Эрастенеса, который разговаривал с невысоким, но сильным мужчиной. Даже будучи усталой, Кальперния узнала Ненеалуса – тренера, готовившего лучших бойцов в городе; конечно, такими становились те, кто выживали. Она сразу поняла, за кем он пришел. Бросив овощи на кухне, она промчалась по особняку, из комнаты в комнату, и с каждой новой дверью её взгляд становился всё безумней, пока она окончательно не поняла, что Мариуса уже не было.
Не было никаких прощаний. Монеты перетекли из рук в руки, договор был подписан, и дело было сделано. Кальперния высматривала имя Мариуса на расписании каждый раз, когда рабы Ненеалуса вешали списки на рынке, но она никогда не видела его. Когда по особняку ходили слухи о его судьбе, она отказывалась их слушать. Она отказывалась представить себе разбитый шлем или кровь на горячем песке арены.
Кальперния твердила себе, что уже видела, как неожиданно продают или убивают других рабов. Что в Минратосе такая же история повторяется каждый день. Но вместо того, чтобы успокоить, эта мысль – мысль о том, что такое было обычным делом – угнетала. Слёзы, которые были, иссякли.
Нуждаясь в утешении, Кальперния возобновила свои тайные визиты в библиотеку, но они не приносили ей покоя. Однажды ночью, когда она усердно пыталась произнести слово, которое никогда до этого не видела, мысли в её голове застряли так надолго, что гнев в её груди взорвался удушающим облаком. В ярости, она захлопнула книгу.
И та загорелась.
Её крик, разбудивший весь дом, лишь отчасти был результатом её страха. В остальном, это было ликование.
Магистр Эрастенес вызвал её следующим утром, и нахмуренно, словно сова, изучал её в течение нескольких минут. Кальперния стояла перед ним на коленях, сжимая в руках разрушенную книгу. Радость, которую она испытала прошлой ночью – сила, наконец, сила – сменилась страхом. Раба с магическим талантом нужно было обучать, иначе его хозяин в один день мог обнаружить в рабских комнатах вопящего и уродливого одержимого. Но, убирая его комнаты, Калперния часто слышала, как Эрастенес ворчал, что ему нельзя отвлекаться. Он мог просто продать её. Или использовать для эксперимента.
Кальперния взглянула на своего хозяина, прекрасно осознавая, что для Эрастенеса этот момент – момент, решающий её судьбу – был не более, чем ещё одной помехой его исследованиям. Никогда ещё она не осознавала так четко, что само её существование принадлежит другим, и этот кто-то мог попросту выбросить её жизнь. Возможно, Мариус чувствовал то же самое.
В конце концов, Эрастенес вздохнул и сказал Сорке, стоявшей над склоненной Кальпернией:
- Полагаю, придётся начать с самых азов.
Кальперния от облегчения улыбнулась - впервые за несколько недель.
Эрастенес научил её контролировать свои силы, и она с энтузиазмом изучала свои пределы, вызывая огонь на своей ладони. Как ни странно, когда о её магии стало известно, другие рабы заметно потеплели к ней. Если раньше её считали просто странной, то теперь у них появилось слово, которым они могли назвать причины своего страха, а с этим знанием они могли жить. Кальперния снова спала в рабских комнатах, и спала хорошо. Когда она взволнованно рассказывала им что-то во время ужина, некоторые рабы подтягивали свои стулья поближе, чтобы послушать её.
Но как только Эрастенес убедился, что она овладела своей магией, он вернулся к себе в кабинет и закрыл дверь. Кальперния осталась стоять с метлой в руках вместо посоха. Какое Эрастенесу дело? В его доме царили мир и покой.
Жаждя чего-то большего, хоть чего-нибудь, Кальперния тайно вернулась к книгам Эрастенеса о древнем Тевинтере и Древних Богах, но теперь с более глубоким пониманием. Всегда было что-то ещё. Выполняя поручения в городе, она навещала паромщика и пересказывала ему, что узнала: эпические поэмы, написанные в честь Уртемиэля, Дракона Красоты, походы давно умерших императоров, Имперскую Песнь Света.
Но её голод по-прежнему был неудовлетворен. А спокойный нрав Эрастенеса только всё ухудшал. Если бы он злобно избивал или унижал её, Кальпернии было бы куда направить огонь, пылавший внутри неё. Но Эрастенес только копался в своих реликвиях или проводил опыты вместе с Анодатусом, не обращая внимания на все остальное.
Чем больше она узнавала об истории Тевинтера, тем больше она начинала видеть то же безразличие всюду в современном Минратосе. У рабов, по крайней мере, была веская причина – они были заняты трудом. Магистериум же занимался мелкими склоками, забывая, что на стенах Минратоса по-прежнему оставались трещины от последнего штурма кунари; огромные големы Джаггернауты, которые должен был восстановить Анодатус, молчали; и по всей империи меж плитами улиц рос мох. Но разве это было важно, когда твой противник был унижен на этой неделе? Огромнейшая империя Тедаса, возведенная древними героями, и Магистериум принимал это как должное. Они не заплатили ни монеты за то, что они имели.
«Вы же маги!!» хотелось кричать Кальпернии, когда Эрастенес приглашал к себе гостей и коллег, или просто товарищей, на чашечку ароматного чая, поиграть в шахматы, или посплетничать. "Древние построили величайшую империю в Тедасе мудростью и завоеваниями! Теперь же, единственные кто приносит себя в жертву Тевинтеру, это рабы, в то время как вы тратите всё свое время на... показуху! Песнь была права. Почему вы ничего не делаете, когда вам по силам всё, что угодно?"
- Это она? – спросил в один день магистр Анодатус, когда Кальперния наклонилась, чтобы пополнить свою чашку, он схватил её за подбородок. – Она кажется полусломанной. Не кланяется старшим – и эти смелые глаза. Вам следует отправить её в Круг. Возможно, её качества... смогут купить вам хоть немного влияния".
Кальперния застыла – она знала, что под "качествами" он имел в виду кровь раба, способного к магии. Анодатус резко повернул её голову в сторону, потом в другую, изучая девушку. На секунду она вспомнила Мариуса в библиотеке; но даже боль этого воспоминания была ничем, по сравнению с испытываемым ею унижением. С рабами никогда не церемонились, но схватить её так, прямо перед её хозяином, было...
- Оставь бедную девочку в покое, Анодатус, - сказал Эрастенес, махнув рукой. – Кальперния, принеси пирожные."
С ухмылкой, Анодатус отпустил рабыню. Кальперния заставила себя держать нейтральное выражение лица, вонзив ногти в ладони.
Той ночью, лежа на своей койке, предварительно чисто выскоблив лицо там, где её касался Анодатус, она изучала свои изуродованные, огрубевшие руки. Кальперния знала, что обладала сильным магическим талантом, идущим так же глубоко, как катакомбы под городом. Но этого было не достаточно. В Тевинтере для настоящих перемен нужна не только магия, но и политическая власть. Она была готова завоевать эту власть, чтобы дать людям, таким как она, хоть какой-то путь вверх, если бы только Эрастенес взял её в ученицы. Но когда она попыталась сформулировать эти слова, он посмотрел на неё своими совиными глазами и вернулся к своим книгам. В конце концов, она была лишь рабыней.
Кальперния отчаялась. Она мечтала, что сбежит в город, когда её отправят на следующее задание. Но беглого раба, обладающего магией, в Минратосе найдут за несколько дней. И так будет в любом городе Тевинтера. Если она и должна была достичь чего-то, помимо этого нищего существования, то её лишили этого, дав настолько низкое происхождение. И так было со всеми рабами.
На этом месте её история могла закончиться. Она могла сдаться и стать ещё одной рабыней с мертвым взглядом, пока её магия угасала бы день за днём. Но пришел её Учитель, и все изменилось.
В тот день Кальперния помогала переносить тяжелые мешки в подвалах. После этого она заснула, как убитая, от изнеможения. Но посреди ночи она проснулась и резко села в кровати, чувствую кристальную ясность в голове. И ещё - что в доме был кто-то странный. Кальперния уже знала, что такое огромная сила, она ощущала её прежде, когда Эрастенес выполнял сложные заклинания во время своих исследований. Но это была сила совершенно другого уровня. Это было возносящее, вибрирующее ощущение, которое заставило её сразу вскочить с постели: иди и посмотри, иди и посмотри.
Она шла по темному дому, ведомая этим чувством, словно оно было её фонарем. Услышав голоса в фойе, она выглянула из-за двери. Большая статуя дракона была залита лунным светом. А у её ног распростерся Эрастенес, взирая снизу вверх на возвышавшуюся над ним худощавую фигуру, покрытую темно-синим плащом.
- ...насколько я слышал, - говорила фигура тихим, гортанным голосом. - Но любые реликвии Думата мои по праву. Вы несогласны?
Эрастенес издал хриплый звук. Кальперния шумно сглотнула, и тот, кто был в плаще, посмотрел прямо на неё. Первое, что она увидела - глаза, выглядывавшие из-под капюшона, один - темно-янтарного цвета, а другой – беспощадно бледный, на ужасно изуродованном лице. Но Кальперния жила в Минратосе всю жизнь. Она уже видела шрамы, оставляемые магией.
Кальперния вышла вперед и встала прямо перед гостем. Она словно увидела саму себя его глазами, почувствовала себя чистым белым пламенем, отбрасывающим назад контрастные тени от всего, через что она прошла.
- Кальперния, ты призвана, - сказал он.
Она смотрела, гадая, откуда он мог знать её имя. Через некоторое время посетитель кивнул.
- Ключ к мудрости лежит в тишине. Думаю, ты уже это знаешь.
Кальперния сморгнула, когда услышала эту фразу, и затем поклонилась – чего она никогда не делала для гостей хозяина. Краем глаза она видела, как Эрастенес пристально смотрел на неё, не произнося ни слова.
- Я пришел за реликивиями, которые оказались здесь не по праву, - продолжил гость. - Тем не менее, я нашёл больше, чем мог себе представить.
Он провел рукой близко к ее лицу. Кальперния вздрогнула, но он к ней не прикоснулся. От его плоти шел странный запах, как от давно высохшего трупа, обложенного пылью и благовониями.
- Твоя сила безмерна. Возможно, защитница. Да. Ты последуешь за мной, если я попрошу?
- Последую куда? - спросила она, ошеломленная.
- Построить мир, лучший чем этот, - посетитель с почти благоговением посмотрел на статую дракона. - Это место уже наполовину свято для богов. Вместо них, и во имя их, приду я. И этот жалкий смотритель, - добавил он, переведя взгляд на Эрастенеса. – Разве можно придумать более подходящее место, чтобы начать восстановление Тевинтера?
- Переделать Империю?
- Это не империя, - ответил посетитель. - Не по сравнению с тем, что было. Пока нет.
Кальперния посмотрела на своего старого хозяина, распростёртого на полу. Его глаза были выпучены от страха. Она почувствовала укол боли, но её презрение был сильнее её жалости. Эрастенес обладал магией, богатством, местом в обществе – и Тевинтер ничего не получил от его существования. Он мог бы не существовать вообще.
Она повернулась к мрачной, страшной фигурой перед ней и ответила:
- Я пойду с тобой.
- У меня есть святилища в городе, - рассказал он ей позже, когда она начала думать о нём, как об Учителе. К этому времени он уже научил её таким шедеврам магии, по сравнению с которыми уроки Эрастенеса казались ничтожными. Его сила была огромна. Она начинала понимать, как этот человек одним лишь словом напугал Эрастенеса – далеко неслабого магистра – в его собственном доме, и ей хотелось узнать больше. - Мои слуги позаботятся о твоём одеянии перед тем, как мы уйдем. Не рабыня ты более, но мой лейтенант и ученица. Мои сторонники, венатори, собираются в тайне в ожидании дня нашей славы. Докажи себя, и ты сможешь подняться и вести их, как и подобает твоей силе.
Её сердце переполнилось так сильно, что стало больно ушам. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что еще он сказал.
- Вы говорите, "уйдем"?
- Нас ждёт много дел в других местах. Я покину это место сегодня. Заверши мои дела в городе, и следуй за мной, когда придёт весть. Тогда, мы больше поговорим о твоей роли.
- У меня... у меня тоже есть своё дело. - Другие рабы сбежали из особняка прежде, чем она смогла поговорить с ними, Мариуса не было, но паромщик никуда не уходил. Возможно, это был сентиментально, но она хотела хотя бы один раз попрощаться правильно. - Я хочу попрощаться со старым другом.
Кальперния ожидала, что её Учитель посмеется над ней и приготовила жесткий ответ. Но вместо этого он сказал:
- Попрощайся со всем, о чем будешь жалеть.
Она не спросила, что он сделал с Эрастенесом.
Дела её Учителя быстро подошли к концу. Она посетила несколько домов в городе, где жили сторонники венатори, и в каждом ей передавали дары для её Учителя: толстые письма со странными печатями, руны, таинственные карты, похожие на эльфийские, и тяжелый мешок, запечатанный свинцом. Она принимала их с благосклонностью.
Менее вежливы были те, кого её Учитель называл лидерами венатори. В их домах Кальперния сидела на краю стула, потягивая чай или перебирая ароматные семена граната – вкус которых был слаще, чем раб вообще мог себе представить – терпя искусно завуалированные колкости, которые напомнили ей о магистре Анодатусе. Кальперния быстро поняла, что они не собираются воспринимать её в качестве равноправного венатори, несмотря на расположение её Учителя и её чистый магический талант. С этим она планировала разобраться. Вспоминая самые кровавые истории, которые она читала в библиотеке, Кальперния пила чай, вежливо улыбалась, и выжигала их имена в своей памяти.
Но остальные - ученые, философы, будущие охотники – эти мужчины и женщины, столбы, на которых покоилась Империя, вежливо кланялись в её присутствии и говорили с ней, как с равной. Кальперния, держа спину прямее, чем когда-либо в жизни, отвечала подобно героям тевинтерских легенд. Эти венатори видели цель и знали ставки – так же ясно, как и она – они были тем, кем должен был быть Эрастенес. В ее Учителе, они видели воплощение не только безмерной силы, но и божественного замысла; Кальперния уже видела его мудрость и провидение. Теперь, когда Древние Боги ушли, а Создатель замолчал, нужны были силы бога, чтобы построить новый мир. Кальперния знала, что он обладал такой силой.
Хотя она и другие венатори только стояли на пороге возрождения Тевинтера и окончательного триумфа её Учителя, Кальперния чувствовала большое значение в каждом сказанном слове. Освобожденная, она чувствовала большое значение во всем.
***
Теперь, вдали от площади Трех императоров, держа в руках мешочек с ладановой смолой, она радовалась дню. Настроение портило только лицо магистра Анодатуса, этого старого изуродованного козла, который имел наглость, чтобы схватить её лицо за чашкой чая.
Кальперния свернула вниз по длинным улицам Минратоса, прислушиваясь к крикам морских птиц и стукам молотков из палаток гномов торговцев. Мешочек с ладановой смолой был надёжно заправлен за поясом. Его тонкий аромат смешивался с другими запахами города: дыма, соли океана, пекущегося хлеба, грязи из помойки и досок из верфей.
Когда Кальперния оказалась в западной части города, дуновение ветра принесло ещё один запах – аромат цветов и зелени. Она завернула за угол и увидел огромную Арену состязаний в центре города, где воины сражались за честь и славу. Здание было построено в форме носа корабля, построено гномами из темного камня, с пышными садами с террасами, спускающимися вниз по стенам. Как обычно, на входе теснилась толпа, жадная до рёва победы. Над головой кружили белые птицы.
Этот вид тронул сердце Кальпернии. Потом она повернула голова в сторону; она заметила, как в толпе мелькнуло что-то серебристо-серое. Цвет одежды магистра Анодатуса. Но его нигде не было видно.
Она стояла, насторожив все свои чувства. Возможно, ей показалось?
Кальпернии никогда ничего не мерещилось. Она ускорила шаг. Нужно покончить с этим побыстрее, пока ей не помешали.
На западе от Арены испытаний находился двор, где, окруженная тропами из гравия и ухоженными деревьями, стояла статуя паромщик. У его ног сидела каменная кошка, а на плече – каменный ворон. Накинув капюшон поверх головы, паромщик стоял, опираясь на палку, и окидывал весь город своим благородным, спокойным взглядом.
- Аванна, старый друг, - приветствовала его она.
Было много статуй, посвященных Архонту Дариниусу – основателю Империи, магистру, пророку, и Верховному королю, но эта была для ней особенной. В день той дуэли магов, когда проигравший превратился в пепел, полный того, чего она видела и не понимала, та светловолосая девочка споткнулась здесь и обнаружила над собой статую. Она была слишком мала, чтобы знать всю его историю – Кальперния помнила, что сначала она потянулась к каменной кошке - но она почувствовала силу Дариниуса и успокоилась. Она часто возвращалась сюда, рассказывая ему свои страхи и сны.
Теперь, наконец, у Кальпернии было что-то более стоящее.
Она положила благовония в чашу у подножия статуи. Отточенным щелчком пальцев, она пожгла угольный кирпич. От чаши поднялся ароматный дым.
Кальперния обхватила себя руками. Клубы дыма, словно волны, качающие лодку, подкатывали к статуе. Дариниус Паромщик было ещё одним его именем, после того, как он получил видение, изменившее его жизнь. Сегодня архонты носили кольцо Паромщика, показывающее Дариниуса в этом облике, как символ их власти.
Они не сделали ничего, чтобы заслужить её.
- Ты пришел из ничего, - сказала она статуе. – Твоя мать-королева была вынуждена спрятать тебя от врагов; ты рос в сиротстве, не зная своё происхождение. Но твоя магия была непоколебима, как и твоё величие. Со временем, ты основал империю. Ты изменил мир.
Кальперния улыбнулась.
- И ты чтил свою приемную мать всю свою жизнь. Жрица Думата, нашедшая тебя в корзине на берегу моря, воспитала тебя, как собственного сына. Её звали Кальпурнией. Теперь, я могу прочесть её имя. Я сделаю честь этому имени.
- Думаешь, ты можешь с ней сравниться?
Магистр Анодатус стоял у входа во двор. Без его привычной ухмылки, выражение лица магистра было таким же темным, как изогнутый шрам на его щеке. По обе стороны стояли два раба, одетые в тяжелые доспехи, со скрывавшими их лица решетчатыми шлемами на головах.
- Я-то думал, что за знакомое лицо, - сказал Анодатус, подходя к ней. – Да, рабыня Эрастенеса, разодетая, как бумажная кукла, с посохом, на который у неё нет права, покупает дорогое благовоние за деньги, которые рабу не полагаются.
Гравий захрустел под его ногами.
- Твой хозяин больше не отвечает на отправленные ему послания, а его дом закрыт. Почему?
- Возможно, он сделал меня его ученицей, - сказала Кальперния, держа свой голос ровным. – А по поводу отсутствия ответов, всем известно, что он любит запираться в своём кабинете.
- Или, - возразил Анодатус, - ты покончила с ним во сне, теми маленькими хитростями, которым он тебя научил, а теперь ты стремишься подражать лучшим из нас. – По его посоху пошли золотистые узоры. - Эрастенес был моим самым ценным другом. Его знания о Древних Богах и их магии были незаменимы. Для такого, как он, оскорбительно умереть от рук рабыни.
Его присутствие давило на неё, и Кальперния отступила на шаг, крепко сжимая свой собственный посох. Полный сил магистр был грозным врагом. Анодатус мог превратить её кости в жижу, если бы захотел.
- Я не убивала его, - ответила она. - Если бы я хотела, я бросила бы ему вызов.
Взгляд Анодатуса потемнел ещё больше.
- Ты? И бросить ему вызов? Инцензор бросает вызов магистру Империи?
Как только Кальперния услышала это слово, её страх мгновенно испарился. «Инцензор» означало опасное вещество, наподобие сырого лириума или содовой соли. Это был жаргон для раба, обладающего магией - что-то опасное, но полезный, если взять его под контроль. Если его сломать....
Анодатус направил посох в её сторону. В своей ярости, Кальперния едва разглядела брошенный в неё кипящий белый сгусток силы. Она подняла руку. Она почувствовала его атаку, мир вокруг его заклинания, и стала с ним бороться. Сгусток застыл посреди пути, превратившись в замороженный шар, сияя подобно звезде - и это было легко.
Кальперния взглянула мимо, прямо на Анодатуса, застывшего от шока. В чистом, холодном от заклинания воздухе она разглядела глубокие морщины возле его глаз, легкую дрожь его рук, и тонкие шрамы на телах рабов, которые стали отступать. Кальперния поняла, что Анодатус хотел использовать их кровь, чтобы подпитать свою магию. Он насмехался над магией Кальпернии, но нуждался в жизни раба, чтобы усилить свою собственную.
Анодатус с криком стал творить следующее заклинание, но Кальперния опередила его, собрав воедино всю свою злость в жесткое, замысловатое движение посохом. Замороженный сгусток вспыхнул золотым пламенем и ударил по поднятым вверх рукам Анодатуса. Последовала вспышка, как от удара молнии, и в воздухе запахло горелым.
Когда Кальперния снова смогла видеть, Анодатус распластался на земле. Его рук не было. Вместо них болтались изуродованные обрубки, обугленные дочерна вплоть до запястий.
Со статуей Дариниуса за спиной, Кальперния взглянула на магистра, теперь скулящего у её ног.
- Ты понятия не имеешь, кто я такая, - сказала она. – Ты никогда не смотрел вниз, чтобы разглядеть то, что поджидало тебя внизу. Но когда венатори поднимутся, когда новый бог сожжет прогнившую Империю в прах, рабы Тевинтера будут свободны. Я добьюсь этого!
Она прошла мимо него, наступив на золу, когда-то бывшую его руками.
Когда она подошла ко входу во двор, рабы Анодатуса в страхе отошли от нее. Несмотря на радость победы, поступь Кальпернии дрогнула. В то время как к Анодатусу она питала лишь презрение, к этим двум была бесконечная жалость. Под этими шлемами прятались лица людей с их внутренним миром – и, возможно, скрытыми амбициями – таким же богатым, как и ее собственный. Анодатус оказался ничем, но у этих рабов даже не было возможности доказать, что они что-то значили.
- Ваши имена? - спросила она.
Рабы посмотрели друг на друга, и ничего не ответили. Но они расправили плечи.
- Я говорила правду, - сказала им Кальперния. – Это лишь начало будущего. Если вы хотите увидеть его, создать его – идите со мной.
Она ушла. Рабы взглянули на скулящего Анодатуса, на прах, развевающийся под сладким от благовоний ветром, и последовали за ней.

Прошу любить и жаловать, еще раз скажу, что мне история понравилась :3 Переводили в четыре руки, но последнее слово оставалось за сестрой :< Она бяка.

@темы: рассказы, Dragon_age, Из_Минратоуса_с_любовью, официальный_контент

---

Неожиданно стихи. Бета стихов, ау!

Не прошло и полтора года.


Исправленный стишок

Название: Доверься!..
Фендом: Bloodborne
Персонажи: м!Охотник, Йозефка, Арианни, старуха из часовни Идон
Жанр: стихи, POV, гет, агнст, юст.
Рейтинг: PG-13
Пейринг или персонажи: м! Охотник|Арианна

Описание: и ты станешь равной мне.
Примечание: Охотник фамильярничает и специально называет ее Арианни
За помощь с выявлением огрехов спасибо Ренке

прочитать и вляпаться в агнст

Нет, не боюсь кошмара я вне ужаса тех граней коль твари у часовни "Прочь!" кричат. А видеть мне так сладко, Арианни, как цедишь кровь свою чрез лезвие меча.

И хоть притворно ласкова улыбка, а старым страхом колются глаза, но хочется просить "Не будь фальшивкой!"ну а про правду улиц — рассказать.

Когда ребро проломит хлыст Йозефки, горька мне даже здесь придётся мысль пить кровь твою что так манит. В пробирке «блудной» сути мало, что утянет вниз. А вот Безумие раздавит, боюсь, разом.
Старуха склянку с лаской тянет в полусне.

Ты плоть свою охотней, чем заразе отдашь скорее на отраву мне?..

P. S.: В оформлении фанфика прошу винить МакЛину и ее непризнавание строф.

запись создана: 09.09.2015 в 22:03

@темы: юст, агнст, гет, Bloodborne, Арианни, Бладборн, м!Охотник, нет_не_драгоняжная_долийка, лаэтанские_записки, UST

---

Вот правда

Кратко о том, кто я в фандоме даже на тумбе:

Если непонятно

Иааааа, дамы и редкие господа, Маршфилд хочу, иаааа!

@темы: фандом, Из_Минратоуса_с_любовью, Life_is strange, агнстовая_нарекомания, во_славу_мемесов, Кейт_Марш, Макс_Колфилд МаршФилд, шипеперские_страсти, я_серьезно

---

Драбблосборник по Life is strange

За бетинг спасибо  efenney

Название: В ожидании ангела
Пейринг/Персонажи: Марк/Нейтан (Джефферскотт), Нейтан | Рейчел, Виктория, упоминаются Хлоя и Крис Прескотт, Амберпрайс, Прайсфилд, будет пополняться
Категория: слэш, гет
Жанр: агнст, повседневность,
Рейтинг: R

Предупреждение: Насилие, дабкон, нецензурная лексика
Примечание: я их шипперю, Марк с Нейтаном нездоровы также, как и их отношения, мне стыдно, но «ничего не знаю, это канон!»

Rachel-Angel

Слэш, гет, юст, психология, ангст, songfic. TW! Дабкон, запрещённые и не очень вещества, Underage, нецензурная лексика, намеки на сталкеринг и харассмент, слатшейминг, смерть главгероини, психические расстройства и прочее само- и не очень разрушение.

Iʼm in love with an angel

«Iʼm in love with an angel
Whoʼs afraid of the light
Her halo is broken
But thereʼs fight in her eyes»

Theory of a deadman, Angel ©

Крылья…
Улыбка…
Любовь…
Прощение…

— Она ангел, слышишь, тварь? Ан-гел!

Возражения никогда не достигнут слуха тех, кому они предназначаются. В собственное отражение хочется плюнуть от ужратой (ох, блять, Джефферсон Марк, что он скажет за это Марку?) и теперь злючей с бодуна рожи.
Нейтан, загнанно дыша, медленно соскальзывает пальцами с бортиков жирной и облеванной им же ночью раковины, упираясь кончиками пальцев в цветом напоминающую его лицо плитку.

Ангелы всегда прощают.

Когда перед его глазами предстает Рейчел, ему хочется верить, что он прощен. Сильнее, чем отцом, милосердней, чем сестричкой и Марком.

Нейтан дергается, как от пощечины, грозя затопить из-за почти упавшей под его весом раковины и без того еле отчищаемую душевую.

Ебаная хрень!
Марк!
Почему, почему его трахает и не ругает за то, что он сохнет до одури по Рейчел Эмбер, мистер Джефферсо… то есть Марк?

Зачем после этого сраного признания надрачивал ему, если он бесился и посылал его? Почему простил ему слезы по идеально-неприкосновенной Рейчел?

Эмбер хороша.
Очень хороша.
Всем.

Дрочить на нее (впервые в жизни, наверное) даже стыдно.
От мыслей о том, что она хороша и как модель, Нейтан пытается отвертеться и с дрожащими от слабости коленями и не менее дрожащими руками, шатаясь, открывает кран.
После умывания он стоит, даже не любуясь на себя со свисающей с плеча потной майкой и точно пытаясь достать вверх подбородком, пытается замереть, слепить намертво черные от недосыпа веки.

Вот стоит так замереть и слышен нежный шорох.

На лопатки падает тень от перьев.

Очин пера видится Нейтану белым, оперение же до боли белоснежно. Откроешь глаза — и единственный взмах век испачкает крылья.

Да, это к нему. Только к нему.
Незримое, как благодать, видение. Эта любящая перечитывать Библию заучка не сможет увидеть ангела, что является через отражение в зеркале в этот паршивый мир.

Ангел парит над ним, не касаясь ничего в этой недостойной ее душевой. Он заберет ее себе отсюда, заберет. Идеальная, неосязаемая в таких же неприкосновенных истоптанных кедах и с нарочно сделанными прорехами на рубашке.

— Ангел… Нет, Нейт, не говори с ней как на вечеринке, не надо.

Ангел не должна его слышать. Этот лепет не коснётся ее божественного слуха.

Ангел в рваных штанах пришла специально, она как и все ангелы, всепрощающа.

Прескотт, шатаясь, распрямляется, понимая, что Рейчел — его персональный ангел-хранитель. От этой мысли стирается все: и ор отца, и не-возражение ему уставшей матери, и слезы уезжавшей против воли Крис, и насмешки в младшей школе, и жалость в глазах едва успевшего сообщить названия лекарств психиатра…

Ангел пришла, чтобы его простить за все.
Теперь-то он точно это знает.

Майка падает с плеч в набрызганную пивом и брызгами из-под крана лужу — это Нейтан в благоговении разводит руки.

Ангел за спиной улыбается. Залепленные недозволенным для мира смертных сиянием веки не вправе открываться.

Это же ангел.
Совершенство, что ходит по земле во плоти
Лучшее в этом паршивом, не пойми зачем нужном отцу городишке.
Его однокурсница.
Рейчел…

В подпертую шваброй дверь методично стучат.

Дурум-дум-туммм!

Уебок! Спугнул!

Нейтан чуть не подскальзывается на промокшей футболке и надрывно орет:
— Блядь, занято же!

Дверь тянется назад. Что за тварь кряхтит за ней? Урод!
— Пшел вон, долбоеб! Занято, говорю! Или давно башкой об стену не прикладывали?!

Придурок все же открывает. Ручка швабры падает у самой стопы Нейтана.
Этого достаточно, чтобы выбить зубы уже троим попавшимся под руку, но за дверью его ждет лишь один лузер.

«Малыш-Прескотт» сплевывает, точно после выкуренной разом пачки:
— Ублюдок, я кому орал? — срывается он до хрипа на весь коридор.

Пришедший явно видит его впервые или не ждал, что там тот самый «псих Прескоттов».

Парнишка не успевает отступить — Нейтан рывком затягивает его в туалет, цепляясь за синюю (этот обмудок спугнул ангела с такими же глазами!) футболку и чеканя каждое слово:
— Кто тебе разрешил?

Ангел, урод с вихрастой челкой спугнул ангела! Она же могла в этот раз прикоснуться к нему!

Парень резко распахивает рот, точно придушенный, но Нейтан опережает его ответ подсечкой.
— Хули ты приперся?

Тварь со смазливой, точно соревнующейся с ним внешне, мордашкой силится крикнуть.

Нейтан лупасит его ногами по чем попало, пока тот рвется снова отползти в коридор.

Это было его, только его место встречи с ней! Рейчел была так близко! Она явила истинный облик ради него!

Жертва подскальзывается, поднимаясь на ноги, пока Нейтан шатается, занося кулак.

Скотина, ему надо выбить все зубы! Раскроить о раковину башку! Оторвать яйца! Он явно из тех, кто надрачивает на Рейчел!

Парень орет благим матом.

Этого достаточно для того чтобы переполошить весь этаж.

— Уоррен! — кто-то орет в коридоре.

Из комнат ботанов уже бегут на помощь.

Из-за спины кто-то рвется его оттащить, едва справляясь в четыре руки. Нейтан рвется, чуть ли не вереща:
— Я тебе еще добавлю, мразь!

— Нейтан, трезвей уже! Суббота, дай хоть мне поспать!

— Ему мало!

— Нейт, Харе! Оставь его уже, его предки сегодня будут в комнате!

Для него такое — последнее предупреждение. Родители в колледже чреваты иском, а за дополнительные расходы его накажет уже отец. Нейтану почти насрать: его ангел едва не коснулся его, но если он не будет ходить на занятия, то Рейчел о нем забудет, и потому остается только оттолкнуть стоящего рядом:

— Не указывай мне, Логан! Иди гондонов своим девкам купи! — срывается он на соседа.

О том, кем он избран ради прощения, Нейтан делиться не собирается.
Но видения ангела, видения не убитых очередной саморазрушающей дозой личных демонов постигают его все чаще. За окном заляпанная слякотью весна, а все рады Рейчел, как ходячему солнцу.

Виктория шипит и дуется на него, когда он не хочет уйти в тихую кофейню от легкого дождя и, так умело покрывая его перед отцом, не преминет ввернуть:
— Хоть сейчас отвлекись от Рейчел. Эта синеволосая оторва, что вертится рядом, наверняка ее уже трахнула.

Нейтан таращится на нее исподлобья, но от недокуренной, слишком легкой на его вкус тонкой сигареты подруги (они же друзья, разве не так?) вьётся дым, и это то, что нужно, чтобы забыть о подрагивающих при мыслях о Рейчел пальцах.

Вик не приваливается к «тысячу раз обоссанной, будто сам не знаешь» кирпичной кладке и подносит к его губам тлеющую между осторожно обработанных личной маникюршей пальцев сигарету. Нейтан доверчиво припадает к фильтру, не открывая дрожащих век, и на миг радуется, что в одной затяжке — миг чтобы побыть в забытьи. Хуй с ним — Виктория видела его и не таким, пусть видит, как сильно он ей верит, раз докуривает прямо с ее рук. Такого бы не было, окажись рядом Крис.

— Но потренируйся быть таким же паинькой, как сейчас. Вдруг на такого тебя она клюнет.

Нейтан нервно дергает плечами и давит в себе мысль, что нет, она так делает не из-за того, что сохнет по нему и как хорошо, что ей неизвестно, как обожает драть его во все дыры так давно любимый ею Марк.

Виктория улыбается, видя, каким притихшим и не дерганым выглядит прикуривающий с ее рук Нейт, и тут же пишет очередную порцию сообщений для «Циклона».

Нейт все равно ждет прихода его персонального ангела.

А между тем ходят слухи. То Рейчел ругала Виктория, то Рейчел все равно не мстит последней, то Рейчел скоро снова нагрянет в «Циклон» с ордой фанаток и фанатов…
Каждый слух въедается под кожу точно попавшая мимо вены игла: ангел, его ангел, они не вправе рядом с ней быть!

Виктория язвит про всех, и Нейтан помалкивает на ее «опять по Рейчел ебанулся». Марк был прав, зачем он ей доверял? Неужели их теперь связывает что-то общее, кроме денег и гадостей про заёбывающих его тварей?

Марк успокаивающе копошится в его волосах и говорит, что они с Рейчел непременно будут вместе. Нейтан всхлипывает, утирая рот от спермы, и лишь послушно кивает, расстегивая пуговицы.

Он стыдится того, что обманывает Марка, но в который раз стонет и кряхтит на каждый толчок и шипение учителя. В Проявочной можно кончать от чего хочешь и говорить то что хочешь.

Жаль, что таким откровенным можно быть не со всеми.
Нейтан выходит из туалета, держась за рот.

Зачем он там был, если после вида Рейчел охота блевать от вида всех и вся?
Зачем ему этот мир, тусовка, город, если Рейчел не захотела тут быть?

А ведь ее видели, говорили не нюхать ничего и подойти!
Каждый звук бесит Нейтана, и за каждый звук он готов зашвырять всех банкнотами и бухлом, если он вдруг понравится Рейчел.

Наверное, она ждет его не в вип-зоне, зря он ее обошел.

Его ангел-хранитель видна своими крыльями, он знает это, просто у нее особые, невидимые и неосязаемые вне чувств хранимого ею смертного крылья.

Шатаясь, Нейтан бредет сквозь шарахающуюся от него толпу.
И останавливается.

Ну все, приехали.

Тех, кто мог остановить его, было двое. Но Марк довольно уснул с бухлом в руках и членом набок и только сейчас обнаружил, что мучимый приступом ангельского видения и глюков ученик сбежал.

Вторая же непонимающе разглядывала его, точно собравшись читать нотацию, но ни скрещенные руки, ни недовольно сощуренные глаза его не остановят.

Ангелы не могут быть среди пороков серой массы так долго! Нейтан моргает, но за миг под закрытыми веками проносится все: и как он пихал в рот что попало, лишь бы его личная нечисть не атаковала Рейчел, и как треснул кому-то на заправке, когда увидел, что он плохо отозвался о цвете рубашки, как у Рейчел, и как стукнул бутылкой по голове этого Уорре…

Нужно ее найти. Виктория и так слишком долго на него смотрит.

— Чего? — голова ходит кругом, но в чем плюс ломки и бодуна так это в том, что привыкаешь ко всему.

— Уже уходишь?
Виктория так укоризненно дергает углом рта, что в этом еле видимом под пятнистым светом полумраке идеально накрашенный рот начинает его бесить. Тоже, блин, командует!

Нейтан знает, что, как назло, он не первый, кто хочет после каждого ее недовольства прошипеть: «Вот же сучка!». Но он один из тех немногих, кому она хвастается, что послала бы за такое.
— Одну девицу ищу.

Диджей орет очередной тупой слоган для всех бухих. Толпа ревет так, что Нейтан готов выбить зубы всем, кто хоть на шепот повторит его здесь.

— Кого? Ты опять пьешь без меня? — выдержка не изменяет ей и «подруга» (Виктория и знать не знает, что теперь ему нахуй не сдастся такая назойливая дружба) даже не морщится из-за шума.

Прескотта трясет от бешенства так, что самый вышибающий мозги стакан виски летит в бассейн. Толпа дергается под музыку дальше.

— Пошли, — Виктория с подружками тащит его к дивану и переспрашивает в углу, точно ожидая развлечения, — Кто она?

Нейтана бесит все, от вопроса трясет еще больше — так, что хочется все пинать и орать, пока не отпустит, как на очередном тупом уроке, что нахуй ему не сдался для выдуманного его папашей якобы светлого будущего.
— Хоть ты отъебись, Вики!

— Вики? — этот непреклонный голос некогда отмазал его от трезвонившего со скандалом папаши, но вот прямо здесь Нейтану непозволительно сильно насрать, даже если это и Виктория. Он готов утопить в бассейне кого угодно за Рейчел, за тень от ее (пускай тысячу раз видящихся) крыльев в толпе. — Это с какой стати ты сюсюкаешь со мной? Ты забыл, что это я тебя вчера отмазала, раз говоришь со мной так, будто пиздишь своим девкам?

Под конвоем из подруг Чейз тащит его к выходу.

Нейтан плетется, хлебнув первой впихнутой Кортни прямо в руки дряни.
— Нахуй мне врать?

Виктория качает головой:
— Только не говори, что вдруг зассал. Не поверю. Кто это?

От внезапного крика (накурился мало, вот и бесится, дунет — уймется) приятеля она отшатывается:
— Рейчел, блять!

Улыбку Виктории скрывают спины Кортни и Тейлор, а не темный угол.

Нейтан закидывается на виду у всех, не сводя взгляда с танцпола «для лузеров», что тут же скрывается за звякнувшей ширмой.

Вокруг толпятся прихвостни Виктории, что противней спермы во рту смотрят на него. Как назло, именно на него, а не на то, что он сжимает в руках.

Чейз приподнимает бровь, мягко вдавливая каждое слово:
— Что, второй день тесно в штанах без новой пассии?

— Отвали! — кричит им всем Нейтан.

Виктория лишь хохочет тонким, четко отрепетированным смехом.

И отходит, болтая в сторонке. Послушать ее — так Рейчел и позерствующая лгунья, и наркоманка, и потаскуха.
Ну уж нет, она совсем не такая.

Она не будет во время хуёво отпускающих галлюцинаций после кислоты хватать его за волосы и, назвав тупым сучонком, склонять лицом к стеклу, спуская штаны.

Она не будет ебать его прямо на компьютерном столе, даже не дав переместиться на диван, как Марк.

Она не сунет, продолжая его трахать на том же столе, ему пушку в рот, приговаривая, что металл, должно быть, вкусней чем его член, раз он не выпускает пистолет из рук, как Марк.

И уж точно не захочет вооружиться своей обычной камерой, чтобы заяснять, как он захлебывается слюной, слушая все один и тот же вопрос: кто же, Нейтан? Кто вкусней? Член или нагретое твоим влажным ртом дуло? Кто лучше? Ну же, скажи, ты такой милый с этим пистолетом во рту, Нейтан, кто? Кто лучше?

И правда.
Кто?
Кто лучше?

Учитель, что терпит его слезы, пока он старательно и устало вылизывает каждый сантиметр его члена, подражая (иначе его язык, раз Марк уже выдирал ему волосы, и не назовёшь) получившей еду с любимой хозяйской руки шавке?

Он, что всегда отдается ему, как бы хуёво после всей дряни и глюков ему ни было и не позволяет даже в мыслях дотронуться без разрешения, не то что трахнуть Рейчел?

Или же сама Рейчел, которую любят те, кто понимают, насколько ценны такие, как она, такие живые, любящие мир, такие…

Такие ангелы во плоти.

Их надо беречь, и если они появляются лично — оставлять при себе.

Марк с улыбкой просматривает свои альбомы.

Нейтан покорно внимает ему, отныне зная, как искупить перед ним свою вину. Да, такие же снимки, как и в подписанных девичьими именами папках.

Он лишь сохранит увиденное, что бы не думал о нем учитель.

Ведь Рейчел, как говорили на рождественских службах о его сестре, ангел.
А ангельские крылья ломать слишком сильно нельзя.

После сессии она и так поймет, она полюбит его, как и остальных. Нет, она сможет, сможет полюбить его больше всех этих хуевых ничтожеств!

Ведь его ангел так милосердна!

Нет, даже со сцепленными руками и ногами, невидимыми с распластанными что белом проявочной крыльями, ангелы не могут не чувствовать его ласку. О нет, ангелы не вправе отдавать ему свое тело только из-за какой-то сраной дозы. Они охереть как хорошо знают, кому дарить свой свет, к кому снизойти, они осознают, кто достоин их благодати.

Достоин, достоин…

Нейтан катается, упав после столкновения с журнальным столом, по полу.

Джефферсон, скотина, почему ты не сказал, что его ангел швырнет ему в глаз кроссовком? Почему его ангел не верит, что после снимков он ее отпустит, сказав назло всем, что Рейчел едет в Лос-Анжелес с ним?

Нейтан открывает ещё не заплывший синяком глаз.

Ангел лишь притворилась, да, притворилась грубой смертной, но вот же, вот же ее дающие по глазам больнее хука с правой белоснежные, сияющие чище белого фона крылья! Ему нужно лишь запечатлеть ее в искусстве, хоть немного, вдруг через секунду она улетит?

Рейчел кричит, Нейтан что-то успокаивающе лепечет, отбрасывая скотч и думая, что пару снимков спустя, когда она уснет, он оставит ее в домике на свалке, а проснувшись, расскажет, что она лучшая и он поможет ей уехать.

Ангел окажется там, где ей и положено быть.

Пусть и в Лос-Анжелесе, а пока — рядом с ним.

Набирая шприц, Нейтан смаргивает слезу: не страшно. Все пройдет. Он научит ангела притворяться простой любящей смертной.

Главное — набрать побольше, не слушая шепчущих голосом отца гадости тварей, и он запечатлит эти хлопающие крылья на фото.

***

Ну за что так вышло, за что?!

Да, он звонил. Да, ему страшно. Но почему так быстро?

Нейтан знает что всегда нужно отвечать на эту мелодию звонка.

Нет, блядь, только не это, не сейчас, нет!

Вибрация не унимается.
Он тут, что этому гаду еще надо, тут!

Нейтан не в силах дотянуться до телефона, звук сигнала от Марка жужжит в кармане шигантской ошалевшей пчелой. Кажется, что это не вибрация, а гигантская жалящая тварь решила ввинтиться ему в ребра и добраться наконец до пустой головы. Бред про сраных стальных пчел прерывает шарканье ботинок (боль по перепонкам!) и вкрадчивый, плавно нарастающий как презрением, так и громкостью голос:
— Тебе придется поторопиться. Это по твоей вине она здесь, и у тебя пара фото на память.

Сзади слышен звук воткнувшейся в землю лопаты. Нет, он не виноват, он случайно, он выкопал уже все для Рейчел, только не в тюрьму, ох, ебаная рвота, блять, ну он же не хотел!
— Почему? Нет…

Марк вздыхает, едва видимая после рези в глазах тень пожимает плечами.
— Лучше попрощайся. Это же ты ее так любил. Мальчик мой, давай, взгляни, я хочу чтобы ты был умницей, — Марк бархатисто, медленно растягивает последнюю фразу, — Тебе ведь придется молчать о том, как ты о ней мечтал, чтобы не сесть в тюрьму.

Прескотт знает, что учитель преподаст ему урок молчания — такого, что он не признается и под самой подходящей дурью.

Нейтан не смотрит туда, где закапывают Рейчел. Ему страшно и хочется рыдать даже без редких гневных пинков Марка.

— Теперь ты будешь меня слушаться во всем, Нейтан?

Совершенство мертво. Его больше никто не примет как есть.

Нейтан становится на четвереньки, блюя в сторону от пока не присыпанной мусором могилы.

После проданной Френком гадости хочется напиться, чтобы не помнить этих ебаных глюков и не видеть снов.

Сколько не пинай мусор вокруг, а ангелы не могут пребывать живыми на земле.

В проявочной Марк снова с ободряющей улыбкой расстегивает при нем штаны.

Coming soon!

Songfic на Neigborhood «Wires»

@темы: слэш, юст, гет, лаэтанские_записки, агнстовая_наркомания, Life_is_strange, Нейтан_Прескотт, Рейчел_Эмбер, Джефферскотт, Марк_Джефферсон

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Если вы можете в более крутые видео то несите ссылки на них сюда

19.11.2016 в 20:47

Пишет  AWU:

The Romanov Dynasty | Savages

@темы: видео, из_Минратоуса_с_любовью

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Про Нейтана и Джефферскотт с контентом

Чем чаще я к ним возвращаюсь, тем больше до меня доходит: Нейтан гаденыш.

Ну не могу я его жалеть.

Не потому, что забыла про его ментальные расстройства. Увы, его батя «молодец». Решил сыне-корзине давать бабло на наркоту и не лечить. Психиатр оказался добросовестней и писал им чтобы привели лечить сына. Но... Челодлань, дамы и господа, челодлань с их «здравомыслия».
Думаю, что именно наплевавшими на его здоровье родителями и запрещенными и не очень веществами Нейтан загнал себя в угол. Я с этого в шоке ибо пара посещений дала бы хоть какой-то шанс на таблетки, на курс лечения, который этому придурку хоть немного помог! Но как видите, с «помощью» Шона Прескотта вышло наоборот...

И в то же самое время я понимаю: да, Нейтан нездоров, но того что он натворил это не извиняет.
Ни сообщений с угрозами и других гадостей Макс.
Ни съёмок изнасилования Кейти пособничества Марку в целом.
Ни издевательств над однокурсниками.
Ни предательства Виктории.
Ни уж тем более погибшей Рейчел.

И вот когда я кое-что пояснила, перехожу к главному.
По сути, Нейтан для меня - источник мрачного вдохновения.
Именно мрачного.
Ибо в своих попытках быть вроде как лидером среди ровесников в «Циклоне», типичным богатеньким наследничком он вроде как выглядит социализированным, но неизбежно из этого самого социализированного статуса скатывается обратно.
И вся его деструктивность в первую очередь к себе, а уж потом к окружающим меня неизменно вдохновляет. Не знаю, долго ли продлится такое вдохновение, но мой хэдканон и шипперство Марк/Нейтан усиливают саморазрушение последнего и расписывать это я очень люблю.

Про Джефферскотт

Увы и ах, но я считаю этот пейринг своим чуть ли не прегрешением.
Разумеется, не тем, что это слэш. Да. Абьюз там и все тут. И увы, разлагающимися в ходе таких по канону жутких, обманывающих ожидания Нейтана отношениями я вдохновляюсь.
И, forgive me blessed mother, for I have sinned, я их шипперю. Сугубо в духе «ничего не знаю, это канон!»
И в пейринге, соответственно, полный «суповой набор» из действительно жутких предупреждений: дабкон, нонкон, насилие, абьюз, Underage. В общем, то, к чему я обязательно поставлю TW.
Почему?
Потому что таков Марк. И показывать его мудацкий характер я, к своему стыду, предпочитаю через всю жесть в отношениях с Нейтаном, а не сам по себе.
И я осознаю, что ничего хорошего в их отношениях нет.
И (тут должна быть шутка из Ильфа и Петрова про «голубого воришку») продолжаю шипперить, упиваясь тем, как Нейтан опускается все ниже и ниже ко дну в своей ненормативной психике и всей внутренней нечисти.
И если найдется такая же деструктивная, нестабильная психически, с явной склонностью к садизму, героиня, я бы пожелала ей того же, что и Нейтану в постконе: отбыть наказание, преодолеть наркотическую зависимость, найти хорош_ую психиатр_ессу. И попытаться осознать содеянное.
Но на данный момент я шипперю Джефферскотт.






А теперь — бонус с пикчами. За мотивацию писать спасибо Йенн

@темы: слэш, игры, хэдканонистые_вопли, агнстовая_наркомания, Life_is_strange, шипперим_потому_что_можем, Джефферскотт, Марк_Джефферсон, Нейтан_Пресскот

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Планы vs. реалии

Мое вдохновение похоже на Черного Лиса, занявшегося бардовским делом: припирается тогда и туда, куда не надо и когда не ждут. И, едва собрав аншлаг из злобной орлесианской стражи, шевальишек и заинтересованного в поношении власти простонородья которым не терпится узреть его труды, тут же сваливает неизвестно куда. Но как только разбойничающее вдохновение нужно ВотПрямЩас, его и не сыщешь. А надо, очень надо.
Благо причины веские.
Я тут много фикла понаобещала:
- АУ по Фраям с НЦ-ой (все упирается в нее, Ибраитас их подери!)

- Прода к Денхольд|Лисс, Юст Юстович там как всегда
- Модерн-АУ с Фраями к Хэллоуину

- Миник на дайревскую движуху
- Слэш и гет по LiS. Которые одновременно.
UPD: поскольку грядут каникулы-праздники выложить мелочь по DA, Фраям и LiS нужно до субботы. Иначе «счастливое время» для фидбека будет упущено. А про миник лучше промолчу.

И с модерн-АУ все плохо застопорилось таки. Наверное, из-за того что там юмор в том числе.
Но чтобы разбавить свои планы скажу: скоро будут хэдканоны по Фраям в модерн-АУ. НЦ-шные в том числе

Посему я ввожу новый тег. «Многострадальные Фраи» называется

@темы: Assassins_Creed, Dragon_age, Барс_он_желтоглазый, идеи_достойные_альтуса, Life_is_strange, Многострадальные_Фраи

---

Пирожки и порошки о наболевшем

В целом, если не вдаваться в слезы (щито кэп), то тут о все о тех, кого я шипперю.

у макс и прайс так все прекрасно
но агнст с Рейчел - не могу
орать канон тут Рейчел/Хлоя!
Бегу!
***
дать бы фандому взрослой драмы
ну что ты дэвид за дурак
то камеры то ты шпионишь
да без войны ведь джойс никак
***
за хлою всех порвет и всюду
макс колфилд, вот любовь у них
но кейт она спасала круче
и буду шипперить я их

ну да посткон и гомофобы
у ней в семействе ну и что
вон гляньте как на макс ведь смотрит
та помогает - я вничто
***
хоть уоррен лез к макс постоянно
но брук надеялась пойти
и с ним и с мальчуганом странным
и как средь них мне шипп найти?

Матерные пирожки

***
вот джефферсон штаны спускает
ты нынче нейтан молодец
пусть шипперы не одобряют
но заслужил ты мой хуец
***
ох мне бы шипперить макс с хлоей
но ангел рейчел тут в кустах
ебется нейтан с джефферсоном
се хэдканон мой ой и ах

@темы: стишки, пирожки, порошки, хэдканонистые_вопли, Life_is_strange, идеи_достойные_Альтуса, Макс_Колдфилд, МаршФилд, Нейтан_Прескотт, порошочки, Рейчел_Эмбер, Хлоя_Прайс, шипперим_потому_что_можем

---

Все на фест!

Давайте, несите, туда можно любой контент