Я их дико. Люто. Бешено ШИППЕРЮ! Посему пишу, пускай и не по порядку, проду.
Итак, Гаррет/Мариан
Давно о них писала, люди просили проду, ну а я закончила драбблы со-о-овсем не по порядку. Но готовое таки выложу.
Название: «Меч на посох»
Он пришёл. Он ударит. Ещё один шаг. Мариан стоит без шлема, меч повис в руке.
Ей бывало страшней ― например, когда чертившей руны что есть сил Мерриль чуть было не отгрызла руку драконица, а вызывавшую удар на себя Мариан придавило куском скалы. Или когда она едва не перерезала себе горло из-за магии Идунны. Или когда она боялась не добраться до Корифея, потому что Андерс едва мог себя контролировать, а запасов припарок уже не хватало. Или когда мама могла не успеть сказать свои последние слова…
Андрасте, сколько раз было это «или»!..
Только теперь всё гораздо неизбежней.
И именно поэтому Мариан стоит и смотрит. Огромное лезвие, сжимаемое в серых ладонях. Ненависть напополам с… уважением?.. Или он морщится лишь из-за столь быстрой, не стоящей статуса достойной противницы, победы? Наверное, рассчитывал, что всё будет не так.
А Мариан лишь вглядывается. Время начинает тянуться, взмах кажется долгим, миг размазывается в секунды.
Оскал. Оружие длиной в две трети её роста. Алые знаки отличия на коже.
Боевой клич.
Она точно знает, как хорошо его лицо отражается в её голубых глазах. Наверное, если бы это было возможно, то такое зрелище должно было отпечататься в них напоследок.
Мариан выдыхает. Моргает. Примиряется.
А потом открывает глаза. Широко, шире, шире некуда. Наверное, это выглядит как испүг.
И вонзает лезвие посоха прямо себе в живот.
Ха, а крови больше, чем она ожидала!
Аришок не успевает понять, чём дело ― его замедляет параличом, бёдра и локти прошивает лучами дробящей темницы, а кашлящую Мариан откидывает от воронки с огнём. Кто-то сзади ахает ― значит, огонь перекинулся и на ковёр. Вот же горе оно, якобы тяжкое горе для знати — что ненаглядный ковёр, что её обожженное лицо, им только этого и бояться. А её — биться за весь город.
Окровавленный посох становится и опорой ― встать, этой крови мало, нужно добить. Мариан, шатаясь, отыскивает припарку на обгоревшей плитке.
Вот так. Уже допивая, пускает цепную молнию прямо в воронку.
Обгоревшие волосы Аришока, обугленные мышцы, остатки одеяния, оплавившиеся доспехи ― этого мало, чтобы он перестал за ней бежать. Но достаточно, чтобы замедлился. Вторая попытка — это лезвие в бедро, если не получится — то неглубоко. Но неизменно точно. Древко посоха входит на треть, Мариан воет, но поток боли ― это то, что нужно.
Аришок всё ближе.
Удар ещё неизбежней.
Мариан смотрит ещё дольше.
Ещё меньше верит в успех.
И просыпается.
Мабари, заслышав шорохи, фыркает во сне, в приоткрытое из-за летнего зноя окно стучится подросшая за девять лет ветвь инжира. Мариан понимает, что ей чертовски зябко в льняной одежде и под расшитым Ораной покрывалом из антиванского шёлка. Чистая рубаха, новые повязки на заживающей лодыжке, лёгкие занавеси, волнами колыхающиеся на фоне слегка облачного неба ― вся эта белизна кажется ей воплощением тоски, холода. Эту комнату должны были занимать двое, будь всё иначе.
Мариан взбивает подушку и двигается к изголовью, смотря в тягучую темноту под балдахином. В черноте над кроватью есть что-то уютное ― ей легче уснуть, не видя ничего, точно это принесёт такие же пустые сны. Хотя последних как раз и не хочется.
Они должны были проснуться вместе. Он точно также пережил всё за неё. Ну или вместо неё. Просто она победила Аришока иначе, Гаррет пережил всё с мечом в руке. Теперь они это знают.
Ведь она и Гаррет, спасаясь от тоски, давно пытались обменяться своими снами.
Наверное, сейчас это вышло случайно. Но у них получилось, а значит, сегодня она уснёт хотя бы перед рассветом.
Друг другу они доверяют даже самые сокровенные кошмары.
Название «Поужинаем?»
Интересно не только то, что ты ешь, но и то как ты ешь в присутствии других.
Им все равно не сидеть за одним столом. Но попробовать нечто похожее можно?
Он бы принес ей еды для их "светского" ужина, но они не нарушили правило не брать ничего друг у друга. Видимо, "брать друг друга" все же не считается плохим для их миров. И исцарапать вместе с полосами крови на переносице — тоже.
Но разглядывают они друг друга жадно. Как же Гаррет ест? Чем любит лакомиться Мариан?
Мамин пирог у них с разными начинками, виноградные косточки Мариан сплевывает с едва заметным фырканьем, Гаррет закладывает перезрелые сливы за щеки и неторопливо жует, а в суп насыпает сушеную морковку. Мариан же обгладывает соленую до жажды рыбу на углях. Им не хочется ничего "из чужой тарелки", но они разглядывают друг друга как нищие — роскошный пир под носом: бегло, порывисто и жадно. Вдруг им больше такого не увидеть?
Мед Мариан достает из-за пазухи: не сезон. Ест, облизывая ложку.
— М-м, это намек, — подходит вплотную маг.
Женщина торопливо облизывает губы и резко цедит:
— Это значит, что тебе не достанется.
Целовать не разрешает и маг просто чмокает ее в нос.
Гаррету после еды хочется узнать: а какая пьяная Мариан? Здесь точно не "Висельник", но во фляге с гербом Амеллов ударный ром — не советовал, сама украла.
Оказывается, что у Мариан после него чуднò краснеют уши, щеки и нос. И ругается она громче обычного. И кострерит его наглей, хлопая ладонями по ногам — неважно ему или себе. И пошлит еще непристойней.
Взамен пьяный Гаррет смеется еще небрежнее, отражаясь эхом бархатистого голоса от стен. И ложится прямо на камни, и хочет сыграть в карты за щелчки или "чего поинтересней", улыбаясь еще шире.
И от этого ни капли не скучно.
Название: «Маковые грёзы»
Нож уже в руке — осталось лишь показать сюрприз.
— Я пришёл не с пустыми руками, — лучисто улыбается Гаррет.
— И что же там такого что я не могу достать сама?
— Иллюзия. Тебе понравится, это недолго.
— Не стоит, — было бы странно видеть в Гаррете закоренелого романтика, ведь Мариан относится к цветам как элементу хорошего (или наоборот) пейзажа. Стихи?.. Найдите ей записи о фехтовании, хасиндские легенды, обычные книги, простые байки или трактаты о кораблестроении! Так странно ему верить... Ну или это старое опасение пасть сраженной магией крови.
— Да не надолго я. Разрезанной ладони как раз хватит.
Мариан косится на вздутые старые шрамы. Кусай-царапай-целуй, но разве не жаль резать?
— Учти, что тебя в роли "Ой гляньте, какой я шикарный" мне всё-таки хватает в количестве одного.
— Ага, только это другое. Но я подумаю, — шальная улыбка исчезает с его лица как только распарывается кожа.
Милосердие к магам не значит, что она не настораживается при виде магии крови. Не страшны лишь Гаррет, Мерриль и отец (был...).
Хотя... Магия — часть жизни и главное чтобы она не брала чужую жизнь против воли.
— Иди сюда.
Мариан старается прижаться, не касаясь его живота. Ему вдвойне опасно отвлекаться на нечаянную ласку когда рядом те, кто дорог.
— Ладно, что там дальше?
— Ну закрой глаза, мало ли что там я приготовил.
Подбородок у Мариан давит ему на плечо, пальцы старательно пытаются не давить на ребра (сложно, когда в руках меч и носишь доспехи в половину своего веса). В руке у Гаррета клубится собственная кровь, Мариан едва видит в этом крошечном вихре магии порез на ладони.
Она закрывает глаза.
Видение оглушает их вспышкой и трескающимся, резким шумом. Хотя бы он слышим для них обоих.
₪₪₪
Гигантский цветок ложится головкой мака ему на плечо, холодит лепестками, что вдвре больше собственной ладони, гладкими, как волосы Мариан. Тот ли это сон? Гаррет косится на алое соцветие, которое внезапно ниспадает ему возле лопатки смолистой — тон в тон его — прядью. Второй, едва видимый сбоку лепесток трансформируется в прямой нос с его алой полосой, точно этот и иные маки, кончик лепестка перетекает в уголок рта, венчик (не различить, но Гаррет почти видит что он толщиной с его мизинец) оборачивается угольной бровью и частыми ресницами. Гладкий лепесток наваливается весом ее тела, прижимается обветренной не меньше чем его щекой. Кожу жжет ритмичный вздох, белеет открывшееся ухо, видна почему-то неисчкерканная шрамами спина. Руки сжимают его лопатки остервенело, Мариан пытается прижаться грудью, подвеска на выдубленном шнурке впивается шнурке в кожу. Где же её мозоли, шрамы? Малефикар знает как настойчива демонесса. Лопатки на белесой спине расцвечиваются шрамами — он не поверит, крепко давящие возле поясницы подушечки — как бы не задушила и не ударила молнией. Но жечь увиденное жаль. Обманка трещит по швам: грохочет призванное им землетрясение, кровь на светлокожих боках псевдо-Мариан... Тень. Демон верещит, западая на спину.
— Ты мог бы принять и её силу. Мы бы были еще сильней, — вкрадчиво разносится полуэхом за спиной.
— Нет. Уймись.
— Скучно с тобой смертный, — то ли насмешка, то ли упрек.
Пора просыпаться. Открыв глаза, маг медленно проводит ладонью по шелку простыни: там может быть лишь дико пусто. Готова ли она? Смяв скользящую ткань, Гаррет думает что представлять как под ней затеплится кожа Мариан едва ли легче.
₪₪₪
Луг цветёт, заливисто шелестя головками чашевидных цветов. Чем пристальней вглядывается Мариан тем сильнее слышится гул и треск за спиной. Оставляя красные следы от сжатых на межреберьях пальцев, она недовольно прислушивается, не желая вставать с режущей своей яркостью взгляд травы и все-таки недовольно оглядывается. Сзади что-то шершаво касается ее запястья, рука тут же отдергивается — там, где висит одноручный меч. Разумеется, здесь его не может быть: вместо доспехов чувствуется родная кожа — в нее упирается растущий на глазах маковый листок. Его шершавая изнанка легко поднимается у нее над головой, накрывая, как покрывалом, от слепящего солнечного света.
"Как шелк"... — вдруг проносится в голове, а по бедру колюче проходит маковый стебель, поднимаясь рубиновым цветком вперед. Мохнатый стебель растет извиваясь, распускаясь в вышине, прорастая между рукой и туловищем, пытаясь вытянуться к свету и внезапно касаясь плеча.
— Это просто цветок, — хмыкает Мариан.
Но он алый, точно шрам от ритуала на носу, как герб Амеллов на щите, как свежие раны, черт возьми!
А маковый стебель на ощупь как борода у Гаррета...
Из-за нее она и ругалась, и запрещала целовать, пока тот что-нибудь не придумает. Удумал натирать ее каким-то отваром чтобы не быть колючим — упрямец, только и она не уступит. Пришлось договориться "с составлением мирного договора на мягкошерстяную бороду" — шутил тогда Гаррет.
А цветок все темнее, все осторожнее касается плеча ("без разрешения не трогай, я машинально руки выкручиваю"), вот уже листок (слишком гладко, точно его ладонь) задевает второе. На-ощупь-и-почти-на-вид словно прижатое к сзади лицо Гаррета.
Так не должно быть.
Из единственного похода в Тень Мариан вынесла это выученное андерсово "не верь там ничему". Мариан с трудом опирается в мыслях на этот завет-который-лишь-важное-правило, но нависший над ней цветок... Он алый, с лепестка вдруг стекает роса, руки-которые-листья водят у нее по плечам, а макушку утыкается стебель-почти-лицо. Куда ни глянь -- всюду эти цветы.
Тень настойчиво внушает: к какому из цветков не подойди все будет точно также.
Эти алые бутоны. Это понимание что тут вы вместе. Это ощущение будет с тобой навечно. Толко прикоснись к цветку...
Мариан вскакивает чуть ли не с рыком и размашисто бежит вперед.
Маки приносят соблазн.
Странная мысль все не улетучивается спросонья. Может, так и надо.
Мариан рывком подымает голову. Так резко, будто сейчас выбежит из комнаты, будто только что выбежала из сновидения. Нет. Видения.
Женщина медленно сжимает ладони, прежде чем подняться. Опять сборы и промозглое утро.
Ей нужен Гаррет.
Разумеется, после такого он придет.
₪₪₪
— Уфф, — согревает замерзшее в осеннем холоде пещеры ухо дыхание Гаррета, — ну все, гляди, как сделал.
Теперь их греет солнце, для которого Гаррет наверняка пожертвовал свою кровь. А может, все дело в том что его кожа такая горячая под рубахой.
Мариан открывает глаза. Вокруг них — огромное поле. Солнце и впрямь яркое, но тень от почти зенита падает чуть ли не в одном направлении, словно так и заведено. Всю долину — да, именно огромно-бесконечную придуманную Гарретом долину, в которую они пока еще верят -- звеняще заполняет стрекот сверчков. От натужно дышащего после заклинания мага еще жарче чем от образов и этот жар сливается, и не хочется различать где его иллюзия, а где же реальное тепло. Подобные горам холмы заполоняют точно отлитые из крови гигантские маки. Алый цвет теперь вокруг них.
А тут засели хэдканоны
Без хэдканонов — никак. Мариан — потрошительница, Гаррет — магекрове, Бет и Карвер померли в первые годы, сами они провели... Кароч, начну сначала. Жили-были в своих Тедасах Хоуки. Параллельные вселенные, все дела. И были у них и семьи, и друзья, и ответственности за
них с впоследствии городом впридачу. И было им все же одиноко. И забрели Хоуки в своем гордом одиночестве как-то раз аж в неизвестную пещеру да возьми и наткнись в итоге на озерцо с рунами на дне. Руны, как и водится, на древнем аркануме, как и полагается, ритуал описывающие. А Хоуки то не лыком шиты, в языки Тевинтера могущие, возьми их и прочти. Оказалось, что этот ритуал даст им ту или того, кто сумеет их понять безо всяких демоняк. Депрессовали Хоуки, вот и согласились. Зашли в воду, чиркнули по переносице ножичком да и накапай через озерцо прямо на руны. Так и познакомились...
Итак, Гаррет/Мариан
Давно о них писала, люди просили проду, ну а я закончила драбблы со-о-овсем не по порядку. Но готовое таки выложу.
Название: «Меч на посох»
Он пришёл. Он ударит. Ещё один шаг. Мариан стоит без шлема, меч повис в руке.
Ей бывало страшней ― например, когда чертившей руны что есть сил Мерриль чуть было не отгрызла руку драконица, а вызывавшую удар на себя Мариан придавило куском скалы. Или когда она едва не перерезала себе горло из-за магии Идунны. Или когда она боялась не добраться до Корифея, потому что Андерс едва мог себя контролировать, а запасов припарок уже не хватало. Или когда мама могла не успеть сказать свои последние слова…
Андрасте, сколько раз было это «или»!..
Только теперь всё гораздо неизбежней.
И именно поэтому Мариан стоит и смотрит. Огромное лезвие, сжимаемое в серых ладонях. Ненависть напополам с… уважением?.. Или он морщится лишь из-за столь быстрой, не стоящей статуса достойной противницы, победы? Наверное, рассчитывал, что всё будет не так.
А Мариан лишь вглядывается. Время начинает тянуться, взмах кажется долгим, миг размазывается в секунды.
Оскал. Оружие длиной в две трети её роста. Алые знаки отличия на коже.
Боевой клич.
Она точно знает, как хорошо его лицо отражается в её голубых глазах. Наверное, если бы это было возможно, то такое зрелище должно было отпечататься в них напоследок.
Мариан выдыхает. Моргает. Примиряется.
А потом открывает глаза. Широко, шире, шире некуда. Наверное, это выглядит как испүг.
И вонзает лезвие посоха прямо себе в живот.
Ха, а крови больше, чем она ожидала!
Аришок не успевает понять, чём дело ― его замедляет параличом, бёдра и локти прошивает лучами дробящей темницы, а кашлящую Мариан откидывает от воронки с огнём. Кто-то сзади ахает ― значит, огонь перекинулся и на ковёр. Вот же горе оно, якобы тяжкое горе для знати — что ненаглядный ковёр, что её обожженное лицо, им только этого и бояться. А её — биться за весь город.
Окровавленный посох становится и опорой ― встать, этой крови мало, нужно добить. Мариан, шатаясь, отыскивает припарку на обгоревшей плитке.
Вот так. Уже допивая, пускает цепную молнию прямо в воронку.
Обгоревшие волосы Аришока, обугленные мышцы, остатки одеяния, оплавившиеся доспехи ― этого мало, чтобы он перестал за ней бежать. Но достаточно, чтобы замедлился. Вторая попытка — это лезвие в бедро, если не получится — то неглубоко. Но неизменно точно. Древко посоха входит на треть, Мариан воет, но поток боли ― это то, что нужно.
Аришок всё ближе.
Удар ещё неизбежней.
Мариан смотрит ещё дольше.
Ещё меньше верит в успех.
И просыпается.
Мабари, заслышав шорохи, фыркает во сне, в приоткрытое из-за летнего зноя окно стучится подросшая за девять лет ветвь инжира. Мариан понимает, что ей чертовски зябко в льняной одежде и под расшитым Ораной покрывалом из антиванского шёлка. Чистая рубаха, новые повязки на заживающей лодыжке, лёгкие занавеси, волнами колыхающиеся на фоне слегка облачного неба ― вся эта белизна кажется ей воплощением тоски, холода. Эту комнату должны были занимать двое, будь всё иначе.
Мариан взбивает подушку и двигается к изголовью, смотря в тягучую темноту под балдахином. В черноте над кроватью есть что-то уютное ― ей легче уснуть, не видя ничего, точно это принесёт такие же пустые сны. Хотя последних как раз и не хочется.
Они должны были проснуться вместе. Он точно также пережил всё за неё. Ну или вместо неё. Просто она победила Аришока иначе, Гаррет пережил всё с мечом в руке. Теперь они это знают.
Ведь она и Гаррет, спасаясь от тоски, давно пытались обменяться своими снами.
Наверное, сейчас это вышло случайно. Но у них получилось, а значит, сегодня она уснёт хотя бы перед рассветом.
Друг другу они доверяют даже самые сокровенные кошмары.
Название «Поужинаем?»
Интересно не только то, что ты ешь, но и то как ты ешь в присутствии других.
Им все равно не сидеть за одним столом. Но попробовать нечто похожее можно?
Он бы принес ей еды для их "светского" ужина, но они не нарушили правило не брать ничего друг у друга. Видимо, "брать друг друга" все же не считается плохим для их миров. И исцарапать вместе с полосами крови на переносице — тоже.
Но разглядывают они друг друга жадно. Как же Гаррет ест? Чем любит лакомиться Мариан?
Мамин пирог у них с разными начинками, виноградные косточки Мариан сплевывает с едва заметным фырканьем, Гаррет закладывает перезрелые сливы за щеки и неторопливо жует, а в суп насыпает сушеную морковку. Мариан же обгладывает соленую до жажды рыбу на углях. Им не хочется ничего "из чужой тарелки", но они разглядывают друг друга как нищие — роскошный пир под носом: бегло, порывисто и жадно. Вдруг им больше такого не увидеть?
Мед Мариан достает из-за пазухи: не сезон. Ест, облизывая ложку.
— М-м, это намек, — подходит вплотную маг.
Женщина торопливо облизывает губы и резко цедит:
— Это значит, что тебе не достанется.
Целовать не разрешает и маг просто чмокает ее в нос.
Гаррету после еды хочется узнать: а какая пьяная Мариан? Здесь точно не "Висельник", но во фляге с гербом Амеллов ударный ром — не советовал, сама украла.
Оказывается, что у Мариан после него чуднò краснеют уши, щеки и нос. И ругается она громче обычного. И кострерит его наглей, хлопая ладонями по ногам — неважно ему или себе. И пошлит еще непристойней.
Взамен пьяный Гаррет смеется еще небрежнее, отражаясь эхом бархатистого голоса от стен. И ложится прямо на камни, и хочет сыграть в карты за щелчки или "чего поинтересней", улыбаясь еще шире.
И от этого ни капли не скучно.
Название: «Маковые грёзы»
Нож уже в руке — осталось лишь показать сюрприз.
— Я пришёл не с пустыми руками, — лучисто улыбается Гаррет.
— И что же там такого что я не могу достать сама?
— Иллюзия. Тебе понравится, это недолго.
— Не стоит, — было бы странно видеть в Гаррете закоренелого романтика, ведь Мариан относится к цветам как элементу хорошего (или наоборот) пейзажа. Стихи?.. Найдите ей записи о фехтовании, хасиндские легенды, обычные книги, простые байки или трактаты о кораблестроении! Так странно ему верить... Ну или это старое опасение пасть сраженной магией крови.
— Да не надолго я. Разрезанной ладони как раз хватит.
Мариан косится на вздутые старые шрамы. Кусай-царапай-целуй, но разве не жаль резать?
— Учти, что тебя в роли "Ой гляньте, какой я шикарный" мне всё-таки хватает в количестве одного.
— Ага, только это другое. Но я подумаю, — шальная улыбка исчезает с его лица как только распарывается кожа.
Милосердие к магам не значит, что она не настораживается при виде магии крови. Не страшны лишь Гаррет, Мерриль и отец (был...).
Хотя... Магия — часть жизни и главное чтобы она не брала чужую жизнь против воли.
— Иди сюда.
Мариан старается прижаться, не касаясь его живота. Ему вдвойне опасно отвлекаться на нечаянную ласку когда рядом те, кто дорог.
— Ладно, что там дальше?
— Ну закрой глаза, мало ли что там я приготовил.
Подбородок у Мариан давит ему на плечо, пальцы старательно пытаются не давить на ребра (сложно, когда в руках меч и носишь доспехи в половину своего веса). В руке у Гаррета клубится собственная кровь, Мариан едва видит в этом крошечном вихре магии порез на ладони.
Она закрывает глаза.
Видение оглушает их вспышкой и трескающимся, резким шумом. Хотя бы он слышим для них обоих.
₪₪₪
Гигантский цветок ложится головкой мака ему на плечо, холодит лепестками, что вдвре больше собственной ладони, гладкими, как волосы Мариан. Тот ли это сон? Гаррет косится на алое соцветие, которое внезапно ниспадает ему возле лопатки смолистой — тон в тон его — прядью. Второй, едва видимый сбоку лепесток трансформируется в прямой нос с его алой полосой, точно этот и иные маки, кончик лепестка перетекает в уголок рта, венчик (не различить, но Гаррет почти видит что он толщиной с его мизинец) оборачивается угольной бровью и частыми ресницами. Гладкий лепесток наваливается весом ее тела, прижимается обветренной не меньше чем его щекой. Кожу жжет ритмичный вздох, белеет открывшееся ухо, видна почему-то неисчкерканная шрамами спина. Руки сжимают его лопатки остервенело, Мариан пытается прижаться грудью, подвеска на выдубленном шнурке впивается шнурке в кожу. Где же её мозоли, шрамы? Малефикар знает как настойчива демонесса. Лопатки на белесой спине расцвечиваются шрамами — он не поверит, крепко давящие возле поясницы подушечки — как бы не задушила и не ударила молнией. Но жечь увиденное жаль. Обманка трещит по швам: грохочет призванное им землетрясение, кровь на светлокожих боках псевдо-Мариан... Тень. Демон верещит, западая на спину.
— Ты мог бы принять и её силу. Мы бы были еще сильней, — вкрадчиво разносится полуэхом за спиной.
— Нет. Уймись.
— Скучно с тобой смертный, — то ли насмешка, то ли упрек.
Пора просыпаться. Открыв глаза, маг медленно проводит ладонью по шелку простыни: там может быть лишь дико пусто. Готова ли она? Смяв скользящую ткань, Гаррет думает что представлять как под ней затеплится кожа Мариан едва ли легче.
₪₪₪
Луг цветёт, заливисто шелестя головками чашевидных цветов. Чем пристальней вглядывается Мариан тем сильнее слышится гул и треск за спиной. Оставляя красные следы от сжатых на межреберьях пальцев, она недовольно прислушивается, не желая вставать с режущей своей яркостью взгляд травы и все-таки недовольно оглядывается. Сзади что-то шершаво касается ее запястья, рука тут же отдергивается — там, где висит одноручный меч. Разумеется, здесь его не может быть: вместо доспехов чувствуется родная кожа — в нее упирается растущий на глазах маковый листок. Его шершавая изнанка легко поднимается у нее над головой, накрывая, как покрывалом, от слепящего солнечного света.
"Как шелк"... — вдруг проносится в голове, а по бедру колюче проходит маковый стебель, поднимаясь рубиновым цветком вперед. Мохнатый стебель растет извиваясь, распускаясь в вышине, прорастая между рукой и туловищем, пытаясь вытянуться к свету и внезапно касаясь плеча.
— Это просто цветок, — хмыкает Мариан.
Но он алый, точно шрам от ритуала на носу, как герб Амеллов на щите, как свежие раны, черт возьми!
А маковый стебель на ощупь как борода у Гаррета...
Из-за нее она и ругалась, и запрещала целовать, пока тот что-нибудь не придумает. Удумал натирать ее каким-то отваром чтобы не быть колючим — упрямец, только и она не уступит. Пришлось договориться "с составлением мирного договора на мягкошерстяную бороду" — шутил тогда Гаррет.
А цветок все темнее, все осторожнее касается плеча ("без разрешения не трогай, я машинально руки выкручиваю"), вот уже листок (слишком гладко, точно его ладонь) задевает второе. На-ощупь-и-почти-на-вид словно прижатое к сзади лицо Гаррета.
Так не должно быть.
Из единственного похода в Тень Мариан вынесла это выученное андерсово "не верь там ничему". Мариан с трудом опирается в мыслях на этот завет-который-лишь-важное-правило, но нависший над ней цветок... Он алый, с лепестка вдруг стекает роса, руки-которые-листья водят у нее по плечам, а макушку утыкается стебель-почти-лицо. Куда ни глянь -- всюду эти цветы.
Тень настойчиво внушает: к какому из цветков не подойди все будет точно также.
Эти алые бутоны. Это понимание что тут вы вместе. Это ощущение будет с тобой навечно. Толко прикоснись к цветку...
Мариан вскакивает чуть ли не с рыком и размашисто бежит вперед.
Маки приносят соблазн.
Странная мысль все не улетучивается спросонья. Может, так и надо.
Мариан рывком подымает голову. Так резко, будто сейчас выбежит из комнаты, будто только что выбежала из сновидения. Нет. Видения.
Женщина медленно сжимает ладони, прежде чем подняться. Опять сборы и промозглое утро.
Ей нужен Гаррет.
Разумеется, после такого он придет.
₪₪₪
— Уфф, — согревает замерзшее в осеннем холоде пещеры ухо дыхание Гаррета, — ну все, гляди, как сделал.
Теперь их греет солнце, для которого Гаррет наверняка пожертвовал свою кровь. А может, все дело в том что его кожа такая горячая под рубахой.
Мариан открывает глаза. Вокруг них — огромное поле. Солнце и впрямь яркое, но тень от почти зенита падает чуть ли не в одном направлении, словно так и заведено. Всю долину — да, именно огромно-бесконечную придуманную Гарретом долину, в которую они пока еще верят -- звеняще заполняет стрекот сверчков. От натужно дышащего после заклинания мага еще жарче чем от образов и этот жар сливается, и не хочется различать где его иллюзия, а где же реальное тепло. Подобные горам холмы заполоняют точно отлитые из крови гигантские маки. Алый цвет теперь вокруг них.
А тут засели хэдканоны
Без хэдканонов — никак. Мариан — потрошительница, Гаррет — магекрове, Бет и Карвер померли в первые годы, сами они провели... Кароч, начну сначала. Жили-были в своих Тедасах Хоуки. Параллельные вселенные, все дела. И были у них и семьи, и друзья, и ответственности за
них с впоследствии городом впридачу. И было им все же одиноко. И забрели Хоуки в своем гордом одиночестве как-то раз аж в неизвестную пещеру да возьми и наткнись в итоге на озерцо с рунами на дне. Руны, как и водится, на древнем аркануме, как и полагается, ритуал описывающие. А Хоуки то не лыком шиты, в языки Тевинтера могущие, возьми их и прочти. Оказалось, что этот ритуал даст им ту или того, кто сумеет их понять безо всяких демоняк. Депрессовали Хоуки, вот и согласились. Зашли в воду, чиркнули по переносице ножичком да и накапай через озерцо прямо на руны. Так и познакомились...@темы: отп, Dragon age, фанфик, гет, селфцест, Мариан/Гаррет, лаэтанские_записки, AU