Название: Мне положена желчь, так подай же и мёд
Фандом: Devil May Cry
Пэйринг и персонажи: Данте/fem!Вергилий, fem!Вергилий/fem!Ви, Данте/fem!Вергилий/fem!Ви, Ви/fem!Вергилий, fem!Вергилий, fem!Ви, Вергилий|фем!Данте
Рейтинг: R
Жанры: AU, ER (Established Relationship), Hurt/comfort, ангст, драма, любовь/ненависть, повседневность
Предупреждения: OOC, юст, групповой секс, селфцест, смена пола (gender switch), твинцест, элементы гета, элементы фемслэша
Размер: планируется Миди, написано 11 страниц, 5 частей
Примечания: Постканон, драбблосборник, modern-AU, эротические наказания, пре-гет, трисом, спойлерысмерть основного персонажа
Статус: в процессе
Описание: Драбблосборник о том, почему хлебнувшим горя неплохо бы получить и чего-то хорошего. Ну и конечно же о том, с чего начинались эти горе и беды разной величины.
Читать на АО3
читать здесь
Серебро да воды Стикса
― Мир его челу…
Что-то такое же, нежное, с придыханием, шепнула ей Ви.
Вергилия смотрит на гладь: Данте идёт вода.
В ней он не такой беспросветный придурок, а какой-то мирный, даже спокоен: руки раскинуты в стороны, улыбка мягкая, безо всех этих шутовских ухмылок до ушей, на мраморно-серую и пропитывающуюся водой рубашку кровью капнули лепестки шиповника, чуть насыщенней, чем тянущие на дно полы плаща.
Кажется, она вот-вот потеряет его в пучине, но к счастью, они всё предусмотрели. Здесь до дна даже Ви без трости достаёт ногами.
Войти, правда, не решается, словно капля отсюда обяжет её к безвозвратному путешествию с Хароном на вёслах.
Теперь, когда Данте вырвал её из этого тернистого плена двух сознаний, у неё и Ви появились свои тела.
Не сразу ― для этого Данте и остался здесь: безмятежный, улыбавшийся, говоривший, что вытащит её, что поможет, что теперь Ви больше не будет властна над ними, что они теперь вместе навсегда, неважно где и как.
Вергилия пальцем приподнимает подбородок Данте: с щетиной почти непохож. Краем глаза она ловит ухмылку Ви ― удовлетворение у них явно одного масштаба. Она гладит Данте по щеке, заправляет волосы за ухо, но те уже не слушаются и начинают серебриться пучками вокруг его головы, словно недорисованный ореол этого не пойми откуда взявшегося смирения.
Но зачем оно ей, если так легко и тихо разливается покой в груди, когда Ви прижимается губами к её виску? Какая разница, что им говорил Данте, если Вергилия легко выдыхает на это в ответ, почти не хмурясь, когда закрывает выдающие всю тягу к ней глаза?
Ви продолжает вслед за ней: Вергилия касается бархатистых лепестков на воде ― Ви медленно целует её в угол рта. Вергилия резко кладёт руку Данте на шею ― Ви трепетно выдыхает ей в шею. Вергилия оттягивает пальцем намокший ворот рубашки Данте ― Ви прижимается ртом к выступающим венам на её широком жилистом плече.
В ответ на объятия Данте Вергилия привычно хваталась за «Ямато».
В ответ на приобнявшую руку Ви Вергилия лишь хочет сдержанно выдохнуть сквозь зубы ― приятно.
Пальцы Ви гладят её по плечу и на них лишь мягкие намёки на мозоли ― всего-то месяц с тростью, верно? Но от мозолистых рук Вергилия под жилетом она также закрывает глаза ― даже ещё более доверчиво или даже самоотверженно. Но Вергилия не видит в этом глупой людской ошибки ― это ведь буквально доверять самой себе.
Шиповник колыхается над ними и теперь облепив руку Ви, словно добавляет красок смолистой вязи на руке, красит красным её макушку и кажется, алой слезой лежит у Данте на скулах и щеках.
Данте, увы, так не каялся ― лишь смеялся на все её замечания, снова глупо шутил, пытаясь её подбодрить, а вот слез и крови на его лице было не больше обычного ― словно он забывал, как ей это не нравится.
С Ви же ей не хочется боли ― они обе принимают то, сколько кё много в их общей памяти.
Но к счастью, Данте легко согласился: помощь такого рода не вызвала в нём ревности.
Кажется, сейчас его нельзя назвать более безмятежным, чем когда-либо: Вергилия считает это выражение лица почти ожидающим её поцелуя.
― В некотором роде это прекрасно, ― лаская одним дыханием, шепчет ей на ухо Ви, ― У нас вышло даже лучше, чем мы думали. Думаю, остальные смогут это понять.
Вергилия касается упавших в воду листьев: те падают в воду вслед за остатками соцветия. Если разложить вокруг головы ― будет почти венок.
Он ей помог, потому что любил, а это, кажется, важно для свершения ритуала. Хотя возможно, ему пришлась по вкусу идея удвоения той части Вергилии, которая носит в себе очень много их общих воспоминаний.
Но не все.
Вергилия отстраняется и испытующе смотрит на Ви:
― Ясно ли здесь всем, что же здесь было? Хватит ли им ума прочесть это послание без слов? ― Вергилия заранее хмурится, видя, что найдутся те, кто не поймут представшего перед ними зрелища.
― Никто и ничто не могут окончательно решить, что же случилось с Офелией, ― отвечает ей Ви.
Вергилия медленно приподнимает уголки рта в понимающей улыбке.
Да, сколько ничтожных людских теорий разбилось о чужую тайну.
Только вот то, что она видит, тайной для них обеих не является.
Ведь как и в случае Офелии, итог был один.
И теперь она победила брата уже навсегда — уже не придётся топить его вторично.
Примечание к части:Кто-то рисует, а я промышляю словесной эстетикой. Хотя конечно же, здесь не помешал бы фанарт для моей идеи. Если вдруг кого это вдоховит рисовать ― не забудьте сообщить, мне интересно!
Донат
Восьмёрки, хвост, один язык
Птичья кость, змеиный язык ― вот что стоит знать о Ви.
Из-за первого она налегает на ногу Вергилии всем телом ― один неосторожный захват между ног и Вергилия сломает ей шею. Вернее, самой себе ведь удвоить свою человечность оказалось во всех смыслах более живучей идеей, чем она думала.
Из-за второго, из-за языка, Вергилия и правда готова податься Ви навстречу: неужели можно творить такое обычным людским языком? Наверняка это какое-нибудь мелкое заклинание из недр её памяти, пока она девчонкой узнавала для мира смертных или что-то такое. По крайней мере, ей гораздо легче так думать.
Ви постоянно меняет темп и над головой завистливо цыкает Данте.
Вергилия на всякий случай шлёпает его хвостом ― ему неплохо бы заткнуться и не вздумать шутить про «восьмёрочку» которую она так любит в исполнении Ви. По её ощущению это точно некая эксклюзивная соната ― со стуком крови в ушах, с пальцами перебирающими одной ей видимые струны на её теле, с её поздним осознанием, что она выдыхает громче обычного.
И ошарашенным лицом Данте над ней ― от второго шлепка Вергилии он отнимает руку от её покрытого засосами бедра и почти встаёт на четвереньки. Как ни крути, а её хвост ― лучшая плётка, но сейчас она это делает даже не из радости видеть его зад покрытый красными, похожими на следы шин, следами. Просто Ви любит неожиданности. Сменить направление например. Или как сейчас ― задеть зигзагом обе пары губ.
Наверное, она сейчас ухмыля…
Вергилия замирает на миг ― словно оглушённая, с немым «А!» в горле, с удивительно живым и словно не осознающим всей силы видимых на нём эмоций лицом, замершими на полпути к лицу Данте руками.
А потом жадно вгрызается брату в рот ― не щадя ни губ, ни щёк, стукаясь зубами и жаждая ещё и ещё его крови. Кажется, Данте ей отвечает ― пытается слизнуть кровь чудом уцелевшим языком: с подбородка, шеи, затёкшую алыми струйками за уши. Как раз когда Данте зализывает на ней все засосы, Ви снова повторяет эту «змейку» у неё между ног.
И Вергилия вгрызается по полной ― пропарывая кожу, впиваясь, кажется, хрустят под зубами хрящики, а на грудь ложатся две разные ладони и одна из них не прочь размазать брызнувшую кровь. Сейчас Вергилия задумывается стоит ли и Ви так делать ― жажда и удовольствие вливаются в неё единым потоком, преумножая каждое ощущение, давая силы. А потому Вергилия делает самое бережное для Ви и самое забавное для Данте ― вцепляется ему в волосы, только бы не дотронуться до волос Ви.
Данте хрипит, но продолжает тянуться к ней: он соскучился, он давно не испытавал столько возбуждения боли в один миг, это почти в новинку, Вергилия знает, а Ви разбирает любопытство.
И оторвавшись от него, отдышавшись, Вергилия видит его ещё более искажённую улыбку: с распоротыми щеками она ещё шире, а Данте как обычно не скрывает, что же такого есть в её укусах.
И глядя на него Вергилия отстраненно отмечает: конечно же, он порой завидует тому, что может Ви.
Но именно сейчас ему совершенно наплевать.
Ведь Вергилия напилась им в полную силу.
Донат
С небоскрёба в колесницу
― Мы не пошли на концерт, ― с нажимом произносит Вергилия.
Этот нажим умеет различать Данте, а Ви…
Ви умеет притворяться, что не слышала его вовсе ― только щурится на миг и затем снова говорит:
― Зато здесь лучше слышно.
Что именно здесь слышно кроме любимого куплета Ви о падении в колеснице, Вергилии неясно.
― Лучше? Серьёзно?
Но «падать как звезда» откликается в Вергилии ― ей знакомо терять (почти) всё. Разве что под землю она так и не провалилась ― хотя её неудачи порой сравнимы и не с таким. Взять хотя бы наёмничью.
— Пхах… Да. Рассеченный ветром звук, в голове лишь сердца стук…
Вергилии остаётся лишь промолчать.
В этом молчании недостаточно неодобрения, но именно с Ви она, увы, не столь строга.
Даже с этой бархатистой усмешкой в голосе видно, как Ви нравится говорить даже пропавший билет. Вергилия тоже знает: этот задумчивый взгляд с небоскрёба на слишком кишащую людьми арену ― это тихая удовлетворённость. Даже если они опоздали. Последнее, в отличие от места, Вергилию категорически не устраивает, даже если здесь дико прохладно, а Ви одной рукой держит её за талию ― как раз удобно продев её под расстёгнутое пальто. Как бы Ви ни пыталась тонко ехидничать, что её-то как раз согревать и не стоит, Вергилия по-прежнему предпочитает думать, что греться об неё вот так, на вид презирая тёплые вещи, приятно.
― Нельзя контролировать то, что падёт безвозвратно вниз, ― наконец-таки разобрав слова, произносит Вергилия.
Подальше от прожекторов и поближе к звёздам это звучит почти пророчески.
Будь Вергилия более настроена на откровения ― так бы и сказала. Но перед глазами встаёт счёт за билеты, время, которое они, взяв второй мопед напрокат, потратили на очень долгий поиск парковки, охрану, которой не понравилась трость Ви, невзирая на показанный вывихнутый сустав, отдавленные ноги в толпе…
― Порой чего-то, ― проходится кончиком носа Ви прямо за ухом Вергилии, ― Безвозвратного бывает не столь много.
В случае Данте оправданий бы просто не существовало ― только презумпция виновности и никаких поблажек.
В случае Ви годится лишь шепнуть на ухо: «Верну на следующей неделе».
Ну и конечно же, извинений.
― Тебе лучше…
Ви выдыхает на ухо:
― Извини. Нашим билетам не стоило пропадать, даже если отсюда всё выглядит отчаянно-красивым.
«Плачущая душа»? «Плач из самой души»? Разобрать припев всё также не получается.
Но снова похоже на прошлое.
Не только её, но и Ви.
Пускай она и никому больше этого не расскажет.
Вергилии знакома такая закрытость.
Колесница на двоих, считай.
И править ей им обеим, как и своими жизнями.
Порыв ветра треплет волосы Вергилии и просто дразнящее движение оборачивается кольцом из жилистых рук ― Ви первая порывается её защитить, словно они обе сейчас сорвутся в пропасть: без двух колёс, вожжжей и белоснежных лошадей.
Внизу колется огнями небоскрёба и города такая близкая под прозрачным краем купола высота.
Одна для них обеих.
Когда-то Вергилия чувствовала себя такой же пустой и не владеющей своей жизнью ― с Ви их это давно роднит. Ви всегда чует опасности вокруг неё — старых противниц, бывшие цели, неудачные заказы, словно всегда так и делала, а не пыталась выжить, оставив мечту стать крупье.
― Хорошо. Я жду твой долг.
Даже сейчас, вытащив её на крышу мимо ненавистного столпотворения, считая ресницами самые резкие линии созвездий, говоря о том, что в Таро эта бы колесница довела бы до конца все их цели, Вергилия лишний раз убеждается в этом.
Просто у Ви свои способы защищать Вергилию от самой себя.
Ведь когда-то давно эта крыша показалась ей самым лучшим выходом вникуда.
Донат
(С)жаль(ся) у меня на груди
Пост DMC-3, Вергилий|фем!Дантеё AU, где Верга всё же удолось не только вытащить из Ада, а тот возьми и таки смоги в социализацию. Правда, ценой юста и комплексов за оной, а не только мотивейшенами...
― Ты снова отвернулся. Брезгуешь моим агентством?
Если хочешь победить ― не смотри на неё.
Не смотри, не-смотри, несмотри.
― Я сейчас чихну от пыли.
Вергилий отворачивается в другой угол ― как раз туда, где чудом цел и не украден музыкальный автомат. В горле клекочет ни за что не сказанное «опять эти пластинки слушал твой любовник». Дело даже не в том, что здесь что-то неправильное, нет. Сказать о таком ― проиграть, показать, дать поддеть корочки на старых ранках.
А его ранки поддевать Данте любит. Даже те, быстро заживающие, настоящие.
В глубине души Вергилию нравится подобная дотошность: с таким же усердием она могла бы его и приласкать, например. До синяков, засосов ― как он подслушивал откровения в ресторане, сестра любит такое.
― Метелка где-то наверху, возле спальни, ― Данте издаёт короткий смешок, ― Можешь проверить, на моей кровати сегодня было не пыльно.
Было? «Сегодня мне было с кем покувыркаться, а ты никого не зовешь на свидание».
Снова насмешка. Выказать раздражение ― значит, продолжить перепалку.
А в перепалке он будет, будет на неё смотреть. Посмотрев ― снова представит. Представив её этой ночью ― снова проиграет.
― Я лучше оплачу тебе уборщика чем буду копаться в грязи, которую ты снова притаскиваешь ко мне в комнату.
Она явно прознала о его слабости. Как ― вопрос не первой важности. Может, она вспомнила юность и что он о чём-то проговорился после выпивки на спор. Может, дело в том, что она лет восемь назад не смогла рассчитать на своё получеловеческое тело травки и спутала его тогда с кем-то, а он (было сложно отказываться) попытался её оттолкнуть, а значит, Данте это всё же запомнила. Может, она давно подозревала и сейчас готова рассмеяться ему в лицо от правильности (если вообще можно так назвать верный ответ) свой догадки. А может, просто прожила достаточно среди смертных, раз легко понимает даже его. Особенно его.
Или может...
Да, скорее всего поэтому.
― Ах вот как? А может, мне притащить к тебе персонального уборщика, а, братец-транжира?
Данте знает его, как облупленного.
Его слабости, его пристрастия, его недовольство собственными чувствами.
Для неё это ― лишь как щель между пластинами доспеха, слабое место в триггере, не больше. Ткнуть острым, рассмеяться, посмотреть, как быстро затянется.
― Обойдусь.
Вергилий сглатывает.
― А может, и штат прачек? А то я чувствую, ты недоволен белизной своей очередной рубашки.
Если она смотрит на его уязвлённую гордость ― значит, это не конец. Значит, ей если не лестно, то хотя бы не всё равно.
― Свою кучу в стирку отдай.
Данте, конечно же, не выдерживает: с чего это вдруг она должна уступать?
А потому легко находится с ответом:
― Не беспокойся, в кучку этих вещей я запихиваю тех, кто плохо старались.
Вергилий не выдерживает.
Как именно они не постарались? Что не сделали ей, таскающей к себе явно очередного парня помоложе? Где (по глупости, но неважно, неважно, хватит думать о таком!) они могли сплоховать, если сестра решила над ними насмехаться и чуть что спихнуть с кровати прямо в кучу грязного белья?
Это уже близко к катастрофе ― Вергилий почти оборачивается.
Фырканьем ситуацию уже не исправить.
Обозвать Данте ― значит, подставить самого себя.
Так нельзя.
Смотрится жалко, жалко-жалко-жалко.
Вергилий смотрит в сторону пыли по углам настенных панелей.
С таким настроем недалеко и до «Я бы смог лучше».
Непозволительно.
Данте явно что-то заметила.
Иначе бы не встала, потягиваясь так сильноо, словно хочет показать всю длину продавленного диванчика размахом своих крепких рук.
Иначе бы Вергилий не слышал этого шлёпанья босых ног и шуршания плохо застёгнутой (не думать, как бы он это проверил!) рубашки.
Иначе бы он не видел ухмылку Данте в отражении музыкального автомата, тонкогубую и широкую.
Он знает, как она будет улыбаться, если он обернётся.
Как рассмеётся ему в лицо.
Как станет видно, что это подобие майки на бретельках она стянула ещё вечером.
Как в её глазах отразится знание.
Знание того, что прячется за этим презрением.
Вергилий не боится её удивления. И знания, горького хмыканья, даже (ненужная надежда, избавиться и побыстрей!) иронии от того, что она всё давно поняла.
Больше всего Вергилий боится, что Данте этим знанием воспользуется.
А потому ― не оборачиваться.
― Ну что же, не нравится представлять кого-нибудь в куче грязного белья? ― Данте издаёт глубокий, грудной смешок и Вергилий задирает подбородок.
Нет.
Нет.
Он не вспомнит, как она под травкой дышала ему на ухо, слишком невыносимо, нет.
― Ну и ладно, проклятый чистюля, ― откуда, нет, он же слышал, почему Данте стоит так близко за его плечом? ― Излишки из твоих дорогих вещичек будешь платить сам. Не забудь только позвонить Моррисону, чтобы достал и тебе пару заказов, я сегодня щедрая.
«Я сегодня нашла кого-нибудь получше тебя и отсыпаюсь после того что мы вытворяли! А ещё он явно моложе!», ― слышит Вергилий и старается не скрипнуть зубами от досады.
Не поддаваться, не оборачиваться, стоять на месте.
И потому Вергилий (разве у него так мало сил на это?) лишь буднично отвечает:
― Угу.
Ему страшно не это.
Пускай она близко.
Пускай подразнит.
Пускай разок посмеётся, пока он собирается с силами и выдержит этот бой без единой царапины.
Хорошо.
Только бы потом она ушла, отвернулась.
Только бы он вздохнул с притворным возмущением.
Только тогда он может позволить себе представить её без рубашки.
Только тогда можно поддаться лишь одной из мыслей, ради которой он так не вовремя пришёл.
А запах...
Запах он узнал и раньше, этим запахом он займётся позже ― притащит домой вещи якобы строго для химчистки, утянет в душ одну из её рубашек, закроет рот рукой и будет стонать только «Данте, прекрати!», представляя, как бы зажала рот сестра.
Вот тогда её запах, запах возбуждения и сна, пота и той, кто ни о чём не вправе узнать, больше не будет столь сильно его пугать.
Сейчас же он должен не поддаться.
Данте, судя по звуку, чешет макушку и шлёпает наверх.
Мешок Вергилий ловит не глядя.
Она вытащила его из Ада, буквально вырвала за шкирку, сделала их сильными, терпела его «приступы вечной уборки», но даже после всего одну тайну он ей ни за что не отдаст.
Сейчас он обернётся.
К счастью для него, Данте копается за диваном, ноя что-то про потерявшийся носок.
― Потом найдёшь, я опаздываю, ― быстро находится с ответом Вергилий и спешит к двери.
Данте нагоняет его уже на крыльце и в отражении его блестящей даже после ночного дождя машине видно лишь её чуть растерянное лицо.
Как хорошо, что только на миг! С него уже хватило!
Вергилий почти готов назвать эту встречу удачной.
А потом сначала слышит, а следом только чувствует хлопок.
Беда не в том, что она явно что-то знает, думает Вергилий, глядя на ладонь, с силой хлопнувшую его по плечу.
Ладонь похожа на ужалившую змею или ему так вечно кажется?
— Заходи давай вечером, ― лениво зевает Данте за спиной.
Вергилий умоляет себя не обернуться снова.
Нет, она явно что-то знает.
Но вся беда в том, что эту слабость, этот жалящий, поистине змеиный комок чувств в груди он не желает показывать даже ей.
Эту слабость он искоренит в себе сам.
Донат
P.S. Да, теперь я завожу новое правило: публиковать кнопку или ссылку доната рядом с каждой новой частью в своих фичках. Всё равно в фанфикшене чтобы у тебя заказали коммишку не выпросишь, пускай будут добровольные пожертвования.
Фандом: Devil May Cry
Пэйринг и персонажи: Данте/fem!Вергилий, fem!Вергилий/fem!Ви, Данте/fem!Вергилий/fem!Ви, Ви/fem!Вергилий, fem!Вергилий, fem!Ви, Вергилий|фем!Данте
Рейтинг: R
Жанры: AU, ER (Established Relationship), Hurt/comfort, ангст, драма, любовь/ненависть, повседневность
Предупреждения: OOC, юст, групповой секс, селфцест, смена пола (gender switch), твинцест, элементы гета, элементы фемслэша
Размер: планируется Миди, написано 11 страниц, 5 частей
Примечания: Постканон, драбблосборник, modern-AU, эротические наказания, пре-гет, трисом, спойлерысмерть основного персонажа
Статус: в процессе
Описание: Драбблосборник о том, почему хлебнувшим горя неплохо бы получить и чего-то хорошего. Ну и конечно же о том, с чего начинались эти горе и беды разной величины.
Читать на АО3
читать здесь
Серебро да воды Стикса
― Мир его челу…
Что-то такое же, нежное, с придыханием, шепнула ей Ви.
Вергилия смотрит на гладь: Данте идёт вода.
В ней он не такой беспросветный придурок, а какой-то мирный, даже спокоен: руки раскинуты в стороны, улыбка мягкая, безо всех этих шутовских ухмылок до ушей, на мраморно-серую и пропитывающуюся водой рубашку кровью капнули лепестки шиповника, чуть насыщенней, чем тянущие на дно полы плаща.
Кажется, она вот-вот потеряет его в пучине, но к счастью, они всё предусмотрели. Здесь до дна даже Ви без трости достаёт ногами.
Войти, правда, не решается, словно капля отсюда обяжет её к безвозвратному путешествию с Хароном на вёслах.
Теперь, когда Данте вырвал её из этого тернистого плена двух сознаний, у неё и Ви появились свои тела.
Не сразу ― для этого Данте и остался здесь: безмятежный, улыбавшийся, говоривший, что вытащит её, что поможет, что теперь Ви больше не будет властна над ними, что они теперь вместе навсегда, неважно где и как.
Вергилия пальцем приподнимает подбородок Данте: с щетиной почти непохож. Краем глаза она ловит ухмылку Ви ― удовлетворение у них явно одного масштаба. Она гладит Данте по щеке, заправляет волосы за ухо, но те уже не слушаются и начинают серебриться пучками вокруг его головы, словно недорисованный ореол этого не пойми откуда взявшегося смирения.
Но зачем оно ей, если так легко и тихо разливается покой в груди, когда Ви прижимается губами к её виску? Какая разница, что им говорил Данте, если Вергилия легко выдыхает на это в ответ, почти не хмурясь, когда закрывает выдающие всю тягу к ней глаза?
Ви продолжает вслед за ней: Вергилия касается бархатистых лепестков на воде ― Ви медленно целует её в угол рта. Вергилия резко кладёт руку Данте на шею ― Ви трепетно выдыхает ей в шею. Вергилия оттягивает пальцем намокший ворот рубашки Данте ― Ви прижимается ртом к выступающим венам на её широком жилистом плече.
В ответ на объятия Данте Вергилия привычно хваталась за «Ямато».
В ответ на приобнявшую руку Ви Вергилия лишь хочет сдержанно выдохнуть сквозь зубы ― приятно.
Пальцы Ви гладят её по плечу и на них лишь мягкие намёки на мозоли ― всего-то месяц с тростью, верно? Но от мозолистых рук Вергилия под жилетом она также закрывает глаза ― даже ещё более доверчиво или даже самоотверженно. Но Вергилия не видит в этом глупой людской ошибки ― это ведь буквально доверять самой себе.
Шиповник колыхается над ними и теперь облепив руку Ви, словно добавляет красок смолистой вязи на руке, красит красным её макушку и кажется, алой слезой лежит у Данте на скулах и щеках.
Данте, увы, так не каялся ― лишь смеялся на все её замечания, снова глупо шутил, пытаясь её подбодрить, а вот слез и крови на его лице было не больше обычного ― словно он забывал, как ей это не нравится.
С Ви же ей не хочется боли ― они обе принимают то, сколько кё много в их общей памяти.
Но к счастью, Данте легко согласился: помощь такого рода не вызвала в нём ревности.
Кажется, сейчас его нельзя назвать более безмятежным, чем когда-либо: Вергилия считает это выражение лица почти ожидающим её поцелуя.
― В некотором роде это прекрасно, ― лаская одним дыханием, шепчет ей на ухо Ви, ― У нас вышло даже лучше, чем мы думали. Думаю, остальные смогут это понять.
Вергилия касается упавших в воду листьев: те падают в воду вслед за остатками соцветия. Если разложить вокруг головы ― будет почти венок.
Он ей помог, потому что любил, а это, кажется, важно для свершения ритуала. Хотя возможно, ему пришлась по вкусу идея удвоения той части Вергилии, которая носит в себе очень много их общих воспоминаний.
Но не все.
Вергилия отстраняется и испытующе смотрит на Ви:
― Ясно ли здесь всем, что же здесь было? Хватит ли им ума прочесть это послание без слов? ― Вергилия заранее хмурится, видя, что найдутся те, кто не поймут представшего перед ними зрелища.
― Никто и ничто не могут окончательно решить, что же случилось с Офелией, ― отвечает ей Ви.
Вергилия медленно приподнимает уголки рта в понимающей улыбке.
Да, сколько ничтожных людских теорий разбилось о чужую тайну.
Только вот то, что она видит, тайной для них обеих не является.
Ведь как и в случае Офелии, итог был один.
И теперь она победила брата уже навсегда — уже не придётся топить его вторично.
Примечание к части:Кто-то рисует, а я промышляю словесной эстетикой. Хотя конечно же, здесь не помешал бы фанарт для моей идеи. Если вдруг кого это вдоховит рисовать ― не забудьте сообщить, мне интересно!
Донат
Восьмёрки, хвост, один язык
Птичья кость, змеиный язык ― вот что стоит знать о Ви.
Из-за первого она налегает на ногу Вергилии всем телом ― один неосторожный захват между ног и Вергилия сломает ей шею. Вернее, самой себе ведь удвоить свою человечность оказалось во всех смыслах более живучей идеей, чем она думала.
Из-за второго, из-за языка, Вергилия и правда готова податься Ви навстречу: неужели можно творить такое обычным людским языком? Наверняка это какое-нибудь мелкое заклинание из недр её памяти, пока она девчонкой узнавала для мира смертных или что-то такое. По крайней мере, ей гораздо легче так думать.
Ви постоянно меняет темп и над головой завистливо цыкает Данте.
Вергилия на всякий случай шлёпает его хвостом ― ему неплохо бы заткнуться и не вздумать шутить про «восьмёрочку» которую она так любит в исполнении Ви. По её ощущению это точно некая эксклюзивная соната ― со стуком крови в ушах, с пальцами перебирающими одной ей видимые струны на её теле, с её поздним осознанием, что она выдыхает громче обычного.
И ошарашенным лицом Данте над ней ― от второго шлепка Вергилии он отнимает руку от её покрытого засосами бедра и почти встаёт на четвереньки. Как ни крути, а её хвост ― лучшая плётка, но сейчас она это делает даже не из радости видеть его зад покрытый красными, похожими на следы шин, следами. Просто Ви любит неожиданности. Сменить направление например. Или как сейчас ― задеть зигзагом обе пары губ.
Наверное, она сейчас ухмыля…
Вергилия замирает на миг ― словно оглушённая, с немым «А!» в горле, с удивительно живым и словно не осознающим всей силы видимых на нём эмоций лицом, замершими на полпути к лицу Данте руками.
А потом жадно вгрызается брату в рот ― не щадя ни губ, ни щёк, стукаясь зубами и жаждая ещё и ещё его крови. Кажется, Данте ей отвечает ― пытается слизнуть кровь чудом уцелевшим языком: с подбородка, шеи, затёкшую алыми струйками за уши. Как раз когда Данте зализывает на ней все засосы, Ви снова повторяет эту «змейку» у неё между ног.
И Вергилия вгрызается по полной ― пропарывая кожу, впиваясь, кажется, хрустят под зубами хрящики, а на грудь ложатся две разные ладони и одна из них не прочь размазать брызнувшую кровь. Сейчас Вергилия задумывается стоит ли и Ви так делать ― жажда и удовольствие вливаются в неё единым потоком, преумножая каждое ощущение, давая силы. А потому Вергилия делает самое бережное для Ви и самое забавное для Данте ― вцепляется ему в волосы, только бы не дотронуться до волос Ви.
Данте хрипит, но продолжает тянуться к ней: он соскучился, он давно не испытавал столько возбуждения боли в один миг, это почти в новинку, Вергилия знает, а Ви разбирает любопытство.
И оторвавшись от него, отдышавшись, Вергилия видит его ещё более искажённую улыбку: с распоротыми щеками она ещё шире, а Данте как обычно не скрывает, что же такого есть в её укусах.
И глядя на него Вергилия отстраненно отмечает: конечно же, он порой завидует тому, что может Ви.
Но именно сейчас ему совершенно наплевать.
Ведь Вергилия напилась им в полную силу.
Донат
С небоскрёба в колесницу
Dark Moor ― The Chariot
― Мы не пошли на концерт, ― с нажимом произносит Вергилия.
Этот нажим умеет различать Данте, а Ви…
Ви умеет притворяться, что не слышала его вовсе ― только щурится на миг и затем снова говорит:
― Зато здесь лучше слышно.
Что именно здесь слышно кроме любимого куплета Ви о падении в колеснице, Вергилии неясно.
― Лучше? Серьёзно?
Но «падать как звезда» откликается в Вергилии ― ей знакомо терять (почти) всё. Разве что под землю она так и не провалилась ― хотя её неудачи порой сравнимы и не с таким. Взять хотя бы наёмничью.
— Пхах… Да. Рассеченный ветром звук, в голове лишь сердца стук…
Вергилии остаётся лишь промолчать.
В этом молчании недостаточно неодобрения, но именно с Ви она, увы, не столь строга.
Даже с этой бархатистой усмешкой в голосе видно, как Ви нравится говорить даже пропавший билет. Вергилия тоже знает: этот задумчивый взгляд с небоскрёба на слишком кишащую людьми арену ― это тихая удовлетворённость. Даже если они опоздали. Последнее, в отличие от места, Вергилию категорически не устраивает, даже если здесь дико прохладно, а Ви одной рукой держит её за талию ― как раз удобно продев её под расстёгнутое пальто. Как бы Ви ни пыталась тонко ехидничать, что её-то как раз согревать и не стоит, Вергилия по-прежнему предпочитает думать, что греться об неё вот так, на вид презирая тёплые вещи, приятно.
― Нельзя контролировать то, что падёт безвозвратно вниз, ― наконец-таки разобрав слова, произносит Вергилия.
Подальше от прожекторов и поближе к звёздам это звучит почти пророчески.
Будь Вергилия более настроена на откровения ― так бы и сказала. Но перед глазами встаёт счёт за билеты, время, которое они, взяв второй мопед напрокат, потратили на очень долгий поиск парковки, охрану, которой не понравилась трость Ви, невзирая на показанный вывихнутый сустав, отдавленные ноги в толпе…
― Порой чего-то, ― проходится кончиком носа Ви прямо за ухом Вергилии, ― Безвозвратного бывает не столь много.
В случае Данте оправданий бы просто не существовало ― только презумпция виновности и никаких поблажек.
В случае Ви годится лишь шепнуть на ухо: «Верну на следующей неделе».
Ну и конечно же, извинений.
― Тебе лучше…
Ви выдыхает на ухо:
― Извини. Нашим билетам не стоило пропадать, даже если отсюда всё выглядит отчаянно-красивым.
«Плачущая душа»? «Плач из самой души»? Разобрать припев всё также не получается.
Но снова похоже на прошлое.
Не только её, но и Ви.
Пускай она и никому больше этого не расскажет.
Вергилии знакома такая закрытость.
Колесница на двоих, считай.
И править ей им обеим, как и своими жизнями.
Порыв ветра треплет волосы Вергилии и просто дразнящее движение оборачивается кольцом из жилистых рук ― Ви первая порывается её защитить, словно они обе сейчас сорвутся в пропасть: без двух колёс, вожжжей и белоснежных лошадей.
Внизу колется огнями небоскрёба и города такая близкая под прозрачным краем купола высота.
Одна для них обеих.
Когда-то Вергилия чувствовала себя такой же пустой и не владеющей своей жизнью ― с Ви их это давно роднит. Ви всегда чует опасности вокруг неё — старых противниц, бывшие цели, неудачные заказы, словно всегда так и делала, а не пыталась выжить, оставив мечту стать крупье.
― Хорошо. Я жду твой долг.
Даже сейчас, вытащив её на крышу мимо ненавистного столпотворения, считая ресницами самые резкие линии созвездий, говоря о том, что в Таро эта бы колесница довела бы до конца все их цели, Вергилия лишний раз убеждается в этом.
Просто у Ви свои способы защищать Вергилию от самой себя.
Ведь когда-то давно эта крыша показалась ей самым лучшим выходом вникуда.
Донат
(С)жаль(ся) у меня на груди
Пост DMC-3, Вергилий|фем!Дантеё AU, где Верга всё же удолось не только вытащить из Ада, а тот возьми и таки смоги в социализацию. Правда, ценой юста и комплексов за оной, а не только мотивейшенами...
― Ты снова отвернулся. Брезгуешь моим агентством?
Если хочешь победить ― не смотри на неё.
Не смотри, не-смотри, несмотри.
― Я сейчас чихну от пыли.
Вергилий отворачивается в другой угол ― как раз туда, где чудом цел и не украден музыкальный автомат. В горле клекочет ни за что не сказанное «опять эти пластинки слушал твой любовник». Дело даже не в том, что здесь что-то неправильное, нет. Сказать о таком ― проиграть, показать, дать поддеть корочки на старых ранках.
А его ранки поддевать Данте любит. Даже те, быстро заживающие, настоящие.
В глубине души Вергилию нравится подобная дотошность: с таким же усердием она могла бы его и приласкать, например. До синяков, засосов ― как он подслушивал откровения в ресторане, сестра любит такое.
― Метелка где-то наверху, возле спальни, ― Данте издаёт короткий смешок, ― Можешь проверить, на моей кровати сегодня было не пыльно.
Было? «Сегодня мне было с кем покувыркаться, а ты никого не зовешь на свидание».
Снова насмешка. Выказать раздражение ― значит, продолжить перепалку.
А в перепалке он будет, будет на неё смотреть. Посмотрев ― снова представит. Представив её этой ночью ― снова проиграет.
― Я лучше оплачу тебе уборщика чем буду копаться в грязи, которую ты снова притаскиваешь ко мне в комнату.
Она явно прознала о его слабости. Как ― вопрос не первой важности. Может, она вспомнила юность и что он о чём-то проговорился после выпивки на спор. Может, дело в том, что она лет восемь назад не смогла рассчитать на своё получеловеческое тело травки и спутала его тогда с кем-то, а он (было сложно отказываться) попытался её оттолкнуть, а значит, Данте это всё же запомнила. Может, она давно подозревала и сейчас готова рассмеяться ему в лицо от правильности (если вообще можно так назвать верный ответ) свой догадки. А может, просто прожила достаточно среди смертных, раз легко понимает даже его. Особенно его.
Или может...
Да, скорее всего поэтому.
― Ах вот как? А может, мне притащить к тебе персонального уборщика, а, братец-транжира?
Данте знает его, как облупленного.
Его слабости, его пристрастия, его недовольство собственными чувствами.
Для неё это ― лишь как щель между пластинами доспеха, слабое место в триггере, не больше. Ткнуть острым, рассмеяться, посмотреть, как быстро затянется.
― Обойдусь.
Вергилий сглатывает.
― А может, и штат прачек? А то я чувствую, ты недоволен белизной своей очередной рубашки.
Если она смотрит на его уязвлённую гордость ― значит, это не конец. Значит, ей если не лестно, то хотя бы не всё равно.
― Свою кучу в стирку отдай.
Данте, конечно же, не выдерживает: с чего это вдруг она должна уступать?
А потому легко находится с ответом:
― Не беспокойся, в кучку этих вещей я запихиваю тех, кто плохо старались.
Вергилий не выдерживает.
Как именно они не постарались? Что не сделали ей, таскающей к себе явно очередного парня помоложе? Где (по глупости, но неважно, неважно, хватит думать о таком!) они могли сплоховать, если сестра решила над ними насмехаться и чуть что спихнуть с кровати прямо в кучу грязного белья?
Это уже близко к катастрофе ― Вергилий почти оборачивается.
Фырканьем ситуацию уже не исправить.
Обозвать Данте ― значит, подставить самого себя.
Так нельзя.
Смотрится жалко, жалко-жалко-жалко.
Вергилий смотрит в сторону пыли по углам настенных панелей.
С таким настроем недалеко и до «Я бы смог лучше».
Непозволительно.
Данте явно что-то заметила.
Иначе бы не встала, потягиваясь так сильноо, словно хочет показать всю длину продавленного диванчика размахом своих крепких рук.
Иначе бы Вергилий не слышал этого шлёпанья босых ног и шуршания плохо застёгнутой (не думать, как бы он это проверил!) рубашки.
Иначе бы он не видел ухмылку Данте в отражении музыкального автомата, тонкогубую и широкую.
Он знает, как она будет улыбаться, если он обернётся.
Как рассмеётся ему в лицо.
Как станет видно, что это подобие майки на бретельках она стянула ещё вечером.
Как в её глазах отразится знание.
Знание того, что прячется за этим презрением.
Вергилий не боится её удивления. И знания, горького хмыканья, даже (ненужная надежда, избавиться и побыстрей!) иронии от того, что она всё давно поняла.
Больше всего Вергилий боится, что Данте этим знанием воспользуется.
А потому ― не оборачиваться.
― Ну что же, не нравится представлять кого-нибудь в куче грязного белья? ― Данте издаёт глубокий, грудной смешок и Вергилий задирает подбородок.
Нет.
Нет.
Он не вспомнит, как она под травкой дышала ему на ухо, слишком невыносимо, нет.
― Ну и ладно, проклятый чистюля, ― откуда, нет, он же слышал, почему Данте стоит так близко за его плечом? ― Излишки из твоих дорогих вещичек будешь платить сам. Не забудь только позвонить Моррисону, чтобы достал и тебе пару заказов, я сегодня щедрая.
«Я сегодня нашла кого-нибудь получше тебя и отсыпаюсь после того что мы вытворяли! А ещё он явно моложе!», ― слышит Вергилий и старается не скрипнуть зубами от досады.
Не поддаваться, не оборачиваться, стоять на месте.
И потому Вергилий (разве у него так мало сил на это?) лишь буднично отвечает:
― Угу.
Ему страшно не это.
Пускай она близко.
Пускай подразнит.
Пускай разок посмеётся, пока он собирается с силами и выдержит этот бой без единой царапины.
Хорошо.
Только бы потом она ушла, отвернулась.
Только бы он вздохнул с притворным возмущением.
Только тогда он может позволить себе представить её без рубашки.
Только тогда можно поддаться лишь одной из мыслей, ради которой он так не вовремя пришёл.
А запах...
Запах он узнал и раньше, этим запахом он займётся позже ― притащит домой вещи якобы строго для химчистки, утянет в душ одну из её рубашек, закроет рот рукой и будет стонать только «Данте, прекрати!», представляя, как бы зажала рот сестра.
Вот тогда её запах, запах возбуждения и сна, пота и той, кто ни о чём не вправе узнать, больше не будет столь сильно его пугать.
Сейчас же он должен не поддаться.
Данте, судя по звуку, чешет макушку и шлёпает наверх.
Мешок Вергилий ловит не глядя.
Она вытащила его из Ада, буквально вырвала за шкирку, сделала их сильными, терпела его «приступы вечной уборки», но даже после всего одну тайну он ей ни за что не отдаст.
Сейчас он обернётся.
К счастью для него, Данте копается за диваном, ноя что-то про потерявшийся носок.
― Потом найдёшь, я опаздываю, ― быстро находится с ответом Вергилий и спешит к двери.
Данте нагоняет его уже на крыльце и в отражении его блестящей даже после ночного дождя машине видно лишь её чуть растерянное лицо.
Как хорошо, что только на миг! С него уже хватило!
Вергилий почти готов назвать эту встречу удачной.
А потом сначала слышит, а следом только чувствует хлопок.
Беда не в том, что она явно что-то знает, думает Вергилий, глядя на ладонь, с силой хлопнувшую его по плечу.
Ладонь похожа на ужалившую змею или ему так вечно кажется?
— Заходи давай вечером, ― лениво зевает Данте за спиной.
Вергилий умоляет себя не обернуться снова.
Нет, она явно что-то знает.
Но вся беда в том, что эту слабость, этот жалящий, поистине змеиный комок чувств в груди он не желает показывать даже ей.
Эту слабость он искоренит в себе сам.
Донат
P.S. Да, теперь я завожу новое правило: публиковать кнопку или ссылку доната рядом с каждой новой частью в своих фичках. Всё равно в фанфикшене чтобы у тебя заказали коммишку не выпросишь, пускай будут добровольные пожертвования.
@темы: стекло, ОТП, лаэтанские_записки, Devil_may_cry, Плачущие_Димоны